Бешеная - Александр Бушков

От автора

Действующие лица романа вымышлены. Всякое сходство их среально существующими людьми – не более чем случайное совпадение.

…Зеленая «шестерка» свернула во двор, мазнув тусклыми фарамиближнего света по шеренге темно-красных гаражных дверей, медленно поехала вдольдлиннющей блочной девятиэтажки…

– Лажа, – сказал тот, что повыше, усатый.

– Что? – Второй, накрывавший газетой пистолет настоле, лениво обернулся к нему.

Усатый кивнул на цветной экран, где мордастый негрнеторопливо стягивал плавки с пикантной брюнетки, сидевшей с широкорасставленными ногами. Черномордый не мог и подозревать, что вскоре папаша, онже Чак Норрис, жестоко обидится на этаких вот трахальщиков его доченьки иначнет мочить всех подряд, вдоль-поперек и всяко, не делая различий меж чернымии белыми.

– Туфту гонят, – сказал усатый. – Пока тывыходил, я крутанул в замедленном действии.

– Ну и что?

– Трусы-то он снял, а у нее под ними еще одни. Взамедленном хорошо видно.

– На то кино, – пожал плечами второй. – Еслидавать всякому черномазому по-настоящему-то стягивать…

– О, как он ее…

– Ну, папуас, чего хочешь? Эй, вроде машина подошла?

…Широкоплечий парнишка в свитере и распахнутой кожанке выскочилиз «шестерки», резво вбежал в подъезд и рысью припустил по лестнице.

– Точно, тачка, – сказал усатый. – Пора бы.Встал за дверь, живо! Смотри у меня…

– Да чего там, двор пустой…

– Все равно варежкой не щелкай. До поезда – как доКитая раком.

– А нам бы день простоять да ночь продержаться…

В дверь позвонили – уверенно, даже нагло, длинно. Второй,держа ТТ стволом вверх, прижался к стене, встал так, чтобы видеть прихожую ввисевшем напротив холодильника зеркале.

Усатый медленно повернул головку первого замка, второго.

Крепыш в кожанке, энергично нажевывая резинку, окинул егонахальным, оценивающим взглядом:

– Девочек заказывал?

– Ну.

– Тогда посторонись, братила, о-так… – Крепыш,ловко упершись ладонью ему в живот, отодвинул от двери, моментально просочилсяв прихожую и совершенно по-хозяйски затопотал направо, в комнату. Там уже былполный порядок – напарник мирно сидел за столом, держа руку рядом с газетой. Наэкране блаженно постанывал негр, взгромоздившийся уже на совершенно равнодушнуюк происходящему брюнеточку.

– Тут один, а ну-ка там… – Крепыш пошел в другуюкомнату, быстро нашел выключатель.

– Эй, ты, полегче… – беззлобно бросилусатый. – Гуляет тут, как по проспекту.

– Братила, ты что, первый раз с нашим столом заказовсвязался? Я ж должен окинуть заботливым взглядом, может, у тебя в шкафу триЧикатилы, и все извращенцы? А девочек беречь надо, чтобы товарный вид держали…Мне что, самому ложиться?

Усатый взирал на него мрачновато.

– Ладно, перечирикали, – пожал он плечами. –Иди, гони телок.

– Друг ты мой единственный, вот с телками накладка. Нуне было у нас двоих, хоть ты меня режь. Разобрали. Время на дворе холодное,зима, всем погреться охота. Одна есть. Чем богаты. От сердца отрываю.

– Ну слушай…

– Да фирма веников не вяжет! – заторопилсякрепыш. – Обоих обслужит по мировым стандартам. Девочка классная, в Парижеработала.

– Звездишь.

– Жопу ставлю. Сама докажет. – И хриплопропел: – «Она была в Пар-риже…» Не, честно. Работала в Париже. Хрустикапустой, господин клиент, у нас вперед, как в лучших домах Лондона. Четыреста.

– Чего?

– А того. Ты ж сам заказывал до утра? А телка клевая,не отбросы, опять-таки парижская школа… А то я поехал, без тебя хватитлюбителей на парижскую выучку…

– Ладно, тормози, – усатый вытянул из карманатолстую пачку свернутых вдвое бумажек, отсчитал восемь. – Хоккей?

– Хоккей. Значит, в шесть утра я ее забираю, усек? Да,братила, я отолью? В подъезде холодно…

– Валяй в темпе. И гони телку.

Усатый немного расслабился, но из прихожей не ушел, стоял,подпирая плечом косяк, и ладонь держал на свитере, прикрывавшем заткнутый запояс пистолет.

В туалете шумно, оглушительно спустили воду, выскочилкрепыш, бросил:

– Дверь не закрывай, сейчас будет парижаночка. –И, топоча, ссыпался вниз.

Дверь осталась распахнутой. Усатый переместился к ней, сузилглаза и напряженно вслушивался. Этаж был последний, девятый, так что верхнейплощадки не имелось, и сюрпризов следовало ожидать только снизу.

Слышно было в покойной вечерней тишине, как внизу с лязгомпереключили передачу, взвыл мотор и машина уехала. Внизу зацокали каблучки.Девушка не спеша поднималась. Усатый ждал, чуть приподняв большим пальцем крайтолстого свитера.

В квартире работал телевизор, чирикали вовсю англоязычныеголоса и, плохо успевая за ними, гнусаво бубнил переводчик.

Девушка поднялась на девятый этаж – довольно высокая, срыжими распущенными волосами, в распахнутой шубке из искусственного меха, якобылеопарда, и черном коротком платьице.

Помахивая пластиковым пакетом, она совсем медленнопреодолела последний лестничный марш, шумно отдышалась и сказала непринужденно:

– С тебя девять баксов. По баксу за этаж, милый. Нетак-то и приятно чапать пешедралом на стройных ножках и высоких каблучках…

Усатый хмыкнул, но, оглядев ее внимательно, должен былпризнать, что ножки и впрямь неплохи. Годочков ей, правда, не меньше двадцатипяти, но, если прикинуть, как раз в его вкусе – не слишком юна и не слишкомстара и на шлюху, что приятно, обликом не похожа.

– Ладно, – сказал он, чуть расслабившись.Прислушался, но внизу было тихо. – Заходи. А насчет премии будет видно, кутру соберем заседание месткома, обсудим твое поведение, там и решим…

Когда она сняла шубку, проворно перехватил из рук, запустилпальцы в карманы, но ничего не обнаружил. Взял из рук пакет, заглянул. Тамотыскалась лишь коричневая резиновая маска Кинг-Конга и синие пакетики симпортными презервативами. Да обернутая в целлофан фотография.