Связной - Евгений Сухов

Глава 1 Попались, голубчики!

Дверь открылась, и в кабинет к начальнику третьего отдела государственного управления контрразведки «СМЕРШ» полковнику Утехину седой старшина доставил арестованного.

— Побудь пока за дверью, — распорядился полковник, — когда будешь нужен, позову. А ты, — обратился он к арестованному, — садись вот на этот стул.

Арестованный сел на указанный стул, положив на стол большие крепкие руки, сцепленные наручниками. Был он высок, крепок. Взгляда не прятал, смотрел прямо, ожидая вопроса. В нем не было ничего такого, что могло бы вызвать антипатию, скорее наоборот, его внешность была весьма располагающей. Такие люди умеют нравиться, легко входят в доверие, и немецкое руководство прекрасно разбирается в людях, зная, кого следует отправлять за линию фронта. Диверсанту было под силу влюбить в себя неискушенную девчонку, найти кров у обездоленной вдовы, истосковавшейся по мужскому вниманию. У мужчин его внешность также вызывала расположение: выглядел он мужественно, руки имел сильные, привыкшие к тяжелой работе. От его облика так и веяло надежностью.

Арестованный чуть распрямил спину. Вот она и проснулась, спесь. Парню совершенно невдомек, что достаточно полковнику щелкнуть пальцами, как от его горделивой осанки останется только сгусток боли.

Пока не стоит горячиться, все зависит от того, как сложится разговор. Утехина заверили, что арестованный будет покладистым. Но для начала собеседника нужно к себе расположить, даже если это матерый враг. Пусть расслабится, почувствует себя в безопасности, а там и уязвимое место найти нетрудно.

Диверсант смотрел прямо в лицо Утехину, ожидая вопроса, и он последовал:

— Как зовут?

— Николай.

— Фамилия?

— Зотов.

— Звание?

— Старший сержант.

— Где тебя арестовали, Зотов?

— Под Загорском. Два дня назад.

— Как попал в плен?

Неопределенно пожав плечами, диверсант заговорил прежним, слегка размеренным тоном: ни дрожи в голосе, ни страха на лице, ничего такого, что отличало бы труса от солдата. Даже странно, что такой представительный экземпляр сидит по другую сторону стола в качестве заключенного. Его легко представить в окопе с противотанковым ружьем.

— Невеселая история, можно сказать, что не по своей вине.

— Как ни послушаю, вы все не по своей вине в плену оказались. И все-таки расскажи.

— Под Гродно это было, — после некоторого молчания заговорил Зотов. — В самом начале войны. Город взяли уже на второй день, а наш гарнизон просто рассыпался по лесам, толком не знали, в какую сторону идти, всюду немцы! Потом нас человек десять осталось, на всех только два автомата, и то трофейные, в которых по несколько патронов осталось… Вышли к одному селу, вроде бы пустое, никого нет, только женщины у колодца ведрами грохочут. Ну, я и сказал двоим, чтобы сходили в село и обстановку разузнали. Вышли они на окраину села, осмотрелись, вроде бы немцев нет. Вот и машут нам рукой, подходите. Зашли мы в одну хату, чтобы несколько картофелин на брата попросить, а тут мужики со всех сторон набежали: кто с дробовиками, кто с колунами. Понятно стало, что с такой оравой не справишься. Сказали нам: или мы складываем оружие, или они нас всех положат! Что тут делать? Отложили мы оружие в сторону, а они накинулись на нас всей гурьбой и давай дубасить чем ни попадя! Повезло мне тогда, живой остался, но голова после этих побоев месяц трещала… Потом связали нас всех и немцам передали.

— А дальше что было?

— Сначала привели в лагерь под Гродно. Потом отвезли в другой, большой очень. Назывался он фронтовой сборный пункт. Жрать нам там не давали, пить тоже… Даже не знаю, как и выжил. Судьба, наверное, многие там полегли… Дальше был пересыльный лагерь под Минском.

— Кто был начальником этого лагеря?

— Штурмбаннфюрер СС Шенеман. Меня записали в активисты.

— Что это давало?

— О! Преимущества были большие. Во всяком случае, появилась надежда выжить. Мы прошли двухмесячный медицинский и политический карантин, дальше была сортировка. Офицеров, способных к агентурной работе, отправляли в лагерь под Минск. Кавказских активистов — в особый предварительный лагерь в город Аушвиц. Уроженцев Средней Азии — в особый предварительный лагерь в Легионово.

— А ты куда попал?

— В Смоленскую диверсионную школу.

— Где она размещалась?

— В четырех километрах от города. Располагалась в бывшей машинно-транспортной станции.

— Кто был начальник школы?

— Начальником школы был зондерфюрер Обух. Та еще сволочь! Любил поговорить по душам, перековать в свою веру… И у него это получалось неплохо.

— Что его интересовало?

— Родные, биографические данные. Самолично все это записывал в личные дела.

— Как оформлялась вербовка агентуры?

— В первый же день заполняли специальную анкету, где указывали полные автобиографические данные. Потом под всем этим подписывались. Подразумевалось, что задания германского командования выполняются добровольно. Все разговоры с ним должны были хранить в строжайшей тайне.

— Как проходило обучение в вашей группе?

— Обыкновенно… Очень напоминает армию. Изучали диверсионное дело, стрелковое. Объясняли, как вести себя в тылу противника. В каждой группе два человека проходили подготовку на радистов.

— Назови преподавателей.

— В нашей группе занятие вел унтерштурмфюрер СС Шальке, а лекции читал штурмбаннфюрер СС Шлоссер.

— Как долго шла подготовка?

— От двух до четырех месяцев. У нас было два с половиной.

— Какую форму носила агентура во время учебы?

— Форму солдат войск СС, — прямо посмотрел Зотов.

— После школы куда попал?

— В «Абвергруппу-103», подчиненную «Абверу-1», немецкой военной разведке.

— Как экипировалась агентура перед заброской в глубь советской территории?

— По-разному, кто уходил в гражданской одежде, кто переодевался в военную форму.

— Какие у вас с собой были документы?

— Все зависело от поставленных задач… Справка из госпиталя, удостоверение личности комсостава, командировочные предписания, продовольственные аттестаты, выписки из приказов о переводе из одной воинской части в другую, выписки из госпиталей и отпуска после ранения, партийные и комсомольские билеты, наградные книжки, временные удостоверения о наградах. Да много чего… все сразу как-то и не упомнишь!

— Придется посидеть и подумать.

— Вспомню, — хмыкнул Зотов. — Теперь вроде бы торопиться некуда.