Лепила - Николай Прокофьев

Вместо пролога

Самолет замер на рулежке. Замер не по своей воле. Как будто чья-то злая рука схватила в последний момент огромную стальную птицу за хвост и прижала к земле. Казалось, что и без того грустная дельфинья морда «Боинга-737» выражает сейчас необычайное сожаление: я не виноват, взлететь не могу; те, кому положено мной управлять, отстранены и заблокированы в туалете для пилотов. Выручайте, но только скорее, я хоть и железный, но тоже живой: внутри меня нарастает неукротимая страшная боль, готовая разорвать внутренности и выплеснуться наружу смрадным черным дымом или красными кровяными подтеками.

Внешняя основательность авиалайнера, радовавшая когда-то его конструкторов и подкупавшая пассажиров, сейчас контрастировала с тем, что происходило в его чреве. Сто с лишним человек наэлектризовывали своими запуганными волями пространство салона. Не было закоулка, куда бы не проникло чувство высшей тревоги – тревоги за свою жизнь. В этот момент каждый из них понимал, что в случае катастрофы никому не удастся спрятаться за чужую спину, никому не удастся отсидеться, отлежаться, притвориться спящим; каждый ступит на этот последний порог в одиночку, со своим ужасом и погубленным ожиданием.

…Я в очередной раз дослушал шаблонное сообщение оператора сотовой связи и нажал отбой. Здесь на командно-диспетчерском пункте аэропорта было тревожно и сосредоточенно невесело. Кроме штатных диспетчеров, обслуживающих полеты, в стеклянной голове сооружения собрались все те, кому положено разруливать подобные ситуации. Из знакомых – мой давний друг майор Володя Коновалов и… пожалуй, все. Остальных я видел впервые.

Руководил операцией полковник ФСБ Левашов, немолодой, но еще крепкий человек с аккуратными залысинами и строгим волевым лицом. Сейчас он сосредоточенно смотрел в экран монитора, словно прожигал пространство и дюраль фюзеляжа в надежде различить среди испуганных пассажиров тех самых негодяев, которые стали причиной ЧП.

– Молчат? – Голос полковника полностью соответствовал его внешности – такой же строгий и граненый как обелиск.

– Молчат, – односложно ответил я и добавил: – Порядки свои наводят.

– Уже навели. Сколько человек прошли регистрацию?

Диспетчер щелкнул мышью:

– Сто двадцать пять. Мы проверили: никого, кто бы проходил по ориентировкам…

– Ни по паспорту, ни по лицу, – попытался пошутить Коновалов, но, похоже, не к месту.

– Это ничего не значит. – Левашов поморщился, выказывая недовольство: выводы здесь делаю я, ваше дело подчиняться.

Я единственный, кто заметил его реакцию. Нервничает, не уверен, надо бы помочь успокоиться. Хотя, нет, не надо показывать полковнику свои наблюдения, не надо лезть в область личных переживаний, он сейчас главный, пусть руководит.

Я отвернулся к окну. Блестящая, словно надраенная, тушка самолета стояла на прежнем месте, там, где ее застигло несчастье. Мне показалось, что самолет даже немного присел, опустился на колени, готовый то ли сдаться и окончательно лечь на землю, то ли неожиданно воспрять и ринуться в небо.

Ранние сумерки оттеняли пространство за огромными окнами КДП. Словно на невидимом порубежье встретились в этот час извечные противники: добро и зло. Там, на рулежке, страшное и непредсказуемое, крепко пришпиленное к земле иглами прожекторов затаилось зло. Здесь же, в освещенном помещении диспетчерского пункта, в свете теплых ламп царило добро, здесь собирались с силами былинные богатыри, принявшие вызов темных заоконных сил – полковник Левашов, опер Коновалов, офицеры, диспетчеры… И еще один – немного неуместный в этой компании – Сергей Иванович Сомов. Вот он смотрит на меня отражением в туманном стекле: крепкая загорелая шея, строгие, почти правильные черты лица, светлые немного волнистые волосы и голубые глаза. Впрочем, то, что они голубые, в отражении не видно, но я знаю это точно. Знаю, потому что Сергей Сомов – это я, врач-психиатр, без малого сорока лет от роду. Готовлюсь в любой момент вступить в поединок с террористами, захватившими лайнер. А пока исполняю среди «богатырей» роль Алеши Поповича – снимаю психологическое напряжение, пытаюсь что-то советовать – работаю, словом.

Я невольно усмехнулся: «Ну и фантазии! Прямо поэтические».

Из пелены размышлений и табачного дыма меня вырвал все тот же командный голос:

– Сомов, ну что же вы? Продолжайте дозваниваться, время на их стороне. Долбите, когда-нибудь отзовутся. Действуйте!

Я в очередной раз нажал значок вызова. С этого номера час назад на личную трубку одного из диспетчеров пришла эсэмэска: «Самолет захвачен. Не делайте глупостей. Экипаж блокирован. Готовьте два ляма евро и коридор до Стокгольма. На все два часа, потом – бойня».

Номер тут же проверили. Корпоративная симка обанкротившейся год назад торговой фирмы «Супермастер и Ко». Кому конкретно из сотрудников принадлежала, выяснить не удалось.

…Настойчивый стук в дверь разбудил меня в пять часов утра. «Ну, кто там в такое время? Воскресенье же!» Не было в тот миг человека более рассерженного, чем я. Сидя на кровати, я пытался прийти в чувство. Конечно же, я умею быстро приводить себя в полноценное рабочее состояние, есть у меня один верный способ – контрастный душ. В принципе процедура известная, но только пользуются ей не всегда правильно. Обычно горячую и холодную воду пускают попеременно. Я же, стоя под душем, делаю так, чтобы холодная шла постоянно, а горячая лишь изредка дополняла ее. Но – только дополняла, не меняя холодного тонуса. Эффект практически моментальный.

Но это – если нужно быстро ожить. Сейчас же, пребывая в тягучей полудреме, я не спешил в ванную, больше всего меня интересовало, кто же все-таки там, за дверью. Стук не смолкал. Дверной звонок я давно снял, он почему-то раздражал меня, наверное, из-за того, что напоминал мою прежнюю, семейную жизнь.

Прошло не больше минуты, когда к стуку неожиданно и очень резко добавился телефонный звонок. Коновалов! Володя жил в соседнем подъезде, мы дружили со школы, часто ходили друг к другу в гости, иногда засиживались допоздна. Но что б в такое время… Что-то случилось…

– Алло, – хриплым со сна голосом буркнул я.

– Открывай быстрее.

В том, что произошло что-то неординарное, я убедился, как только увидел оживленное и немного испуганное лицо майора. Коновалов начал прямо с порога:

– Собирайся, едем в Шереметьево! Террористы захватили самолет. Через стюардессу выманили обоих членов экипажа из кабины, где-то заблокировали, летчики перестали выходить на связь. Угонщики затребовали контакты с кем-нибудь из диспетчеров. Теперь выходят на связь по мобильнику.

«Ничего себе утро!»

– Что они хотят?

– Как всегда: деньги, два миллиона евро, и коридор до Стокгольма.

– А почему до Стокгольма?

Коновалов пожал плечами. Я потихоньку приходил в себя: