Оранжевое вино - Наталья Андреева

* * *

Она сидела не дыша, пока его губы скользили от ямки в сгибе локтя к запястью, где бился пульс, а потом, после того, как ее рука была перевернута ладонью вниз, по тыльной стороне кисти, постепенно подбираясь к мизинцу. Настал черед пальцев, и над каждой фалангой, прежде чем коснуться ее губами, он шептал по строфе:

Она уже не чувствовала своей руки, только горячее пульсирующее тепло внизу живота, похожего теперь на луковицу тюльпана, готовую вот-вот дать росток, а его голос становился все ниже и тише:

Она задохнулась от восторга, готовая и в самом деле умереть, сейчас, немедленно, после того, как раскроется цветок…

– Царица… Моя царица…

Мужчин у нее было много, и счастье они дарили по-разному. Первоцветы давно были сорваны, а она именно так и ощущала оргазм: словно распускающийся в животе цветок. Сегодня это был тюльпан, внезапно вернувшаяся весна после того, как и розы были сорваны.

Огромный красный тюльпан. Ей показалось вдруг, что вернулась юность. И что жизнь можно начать заново. Завтра от нее ждут ответа. И теперь она его знает…

…Опять этот сон. И росток тюльпана в животе, едва проклюнувшись, вянет, а потом стремительно гниет, отчего появляется тупая боль. Она возвращается каждый раз после этого сна, поначалу такого сладкого, что просыпаться не хочется. А хочется досмотреть его до конца. Но в конце всегда боль. И разочарование. У счастья открытый финал. Она так и не успела его познать.

А это забавно: счастье с открытым финалом. Все для счастья есть: дом, достаток, видный мужчина, самодостаточный, при деньгах. Остальное можно дофантазировать. Бывшие подруги, должно быть, завидуют, ведь над ее жизнью теперь завеса тайны, и это еще больше разжигает любопытство. Видимость успешности – символ нашего времени. Посмотрите, какая я крутая! А в животе у меня сгнивший росток тюльпана и почти ежедневная утренняя боль. Исключение – ночи без сновидений, когда проваливаешься в забытье, как в глубокий колодец, из которого не видно звезд, потому что небо затянуто тучами.

Она открыла глаза и невольно застонала. Каждый новый день приносил боль. Глоток воздуха – глоток боли. Лучше бы вообще не дышать, но смерть так любит играть в прятки с теми, кто сам ее ищет. Растягивает муку, чтобы, как обычно, заставить бесконечно страдать, прежде чем подарить такую долгожданную свободу.

Десять лет прошло, и где все? От романтики и новых надежд остались только кости в сгнившем гробу под могильной плитой на Новодевичьем кладбище, да оранжевое вино со вкусом тлена. Хотя все находят в нем нотки меда, персика и миндаля. Нет, это горечь не миндаля, а тлена. Для тех, кто знает, из какого сорта винограда это вино. Он созрел не на лозе, а в раненом сердце, и давили его не ногами, чтобы брызнул сок, а тисками ревности. А потом это вино бродило долгие десять лет, прежде чем опьянить. И это опьянение не веселит, а скорее, погружает в мрачное забытье.

Оно не оранжевое, как говорят, это ржавчина с могильного креста или разбавленная водой кровь, налитая в пузатые бокалы.

Которая оборвалась на самой высокой ноте. Захлебнулась кровью. Сколько можно терпеть?! У истории должен быть конец: месть с открытым финалом – это совсем уж невыносимо. Изматывает хуже, чем ожидание посадки на самолет, когда на руках уже заветный талон с номером ворот. А они закрыты. И на табло нет главного: когда же?

Виноград созрел и собран, из него выдавили сок и загрузили вместе с мезгой в квеври. Вино вызрело, пора разливать его по бутылкам и подавать на стол.

Немного осталось. Она придет, та, которую не звали, но без этой гостьи месть так и останется с открытым финалом. Она, похоже, уже пришла. Смерть здесь, в этом доме.

Среди новых гостей шато появилось знакомое лицо. Которое за десять лет, само собой, изменилось. Или его изменили. Но у оранжевого вина, их гордости, появился горький привкус тлена. Словно в квеври, где вызревало это вино, попала сгнившая доска от гроба на Новодевичьем.

Кто знает, может, это и есть последний весенний рассвет их шато? Не крайний, как модно говорить, а именно последний. Потому что новой весны не будет.

– Напиши мне в WhatsApp, когда приземлишься. Хорошо?

Она кивнула.

– Ну, все, ма, я побежала. – И Машка исчезла за стеклянными дверями метро, проглотившее ее не жуя: толпы на входе, которой оно давилось каждое рабочее утро, не было.

Инна встречалась с дочерью по выходным. Встреча на ходу, как всегда. У двадцатилетних столько дел, что главный подарок, который им могут сделать родители, – это не иметь проблем. Чтобы можно было ограничиться звонком раз в неделю и краткими вбросами в месенджер: «как дела?», «все в порядке?», «у меня тоже», «заеду как-нибудь». Даже материальное эту молодежь не очень-то интересует: квартиры, машины, банковские счета. У них, таких юных и дерзких, все с собой, в рюкзаке за спиной, все необходимое для их молодой, стремительной жизни.

А у нее после развода – бездна свободного времени. После того, как Машка съехала к своему парню и работа стала в основном по удаленке. В издательстве надо появляться два раза в неделю, все остальное можно сделать дома, за компьютером. Вести блоги в социальных сетях, читать рукописи, писать на них рецензии… Денег, в общем-то, хватает, пока внуков нет. Бывший муж постоянно просит взаймы. Служебный роман: до тридцати двух лет девушка ждала принца, а потом, поняв, что шансов не осталось даже призрачных, схватила то, что оказалось под рукой. Чужого мужа. Новогодний корпоратив, совместная поездка в такси, «а не зайдешь на чашечку кофе?».

Оба были пьяные, и пока Инна, психуя, начала обзванивать сначала больницы, стараясь не думать о моргах, состоялся ее развод. Теперь у бывшего мужа маленький ребенок, а у его новой жены по-прежнему большие аппетиты. Она не хочет ни в чем себе отказывать, хотя не работает больше. Понятно, что денег Гоше не хватает. Он постоянно ищет подработку и не брезгует обратиться по адресу прежнего места жительства. У Гоши ведь не просят, а требуют. Но он был так счастлив, узнав, что у него, пятидесятилетнего мужчины, родится сын.

Инна удивлялась своим чувствам. Она относилась к бывшему, как к чужому человеку. Будто и не прожили вместе четверть века, не дурели от страсти в медовый месяц, не рыдали в обнимку над постелью заболевшей свиным гриппом Машки, не в силах сбить высоченную температуру, не радовались, как дети, когда впервые выехали за границу… Все это был теперь прочитанный роман о каких-то других людях. Последняя страница закрыта, слезы радости и горя высохли, продолжение прочитать не хочется, потому что история закончилась.