Дилетант - Наталия Левитина

Глава 1

Вид, в котором Маша сидела в кресле перед телевизором, был потенциально опасен, как радиоактивный изотоп. Но в окна квартиры ломился тридцатиградусный зной, душная жара повисла в комнате, и Маша только что совершила очередную экспедицию в ванную, где вылила на себя ведро холодной воды. Она была дома одна, если не считать кота Бублика, бездыханное тело которого валялось возле ее голых ног, и поэтому могла позволить себе какой угодно вид и позу. Впрочем, так как Машина самоуверенность простиралась до границ Эгейского моря, она смогла бы позволить себе такую же беззаботную наготу и в том случае, если бы ее одиночество в этот раскаленный июньский день было бы кем-то нарушено.

Серый лохматый Бублик, уже три часа тому назад сдохший от безумной температуры воздуха и паркета, лежал на боку, закатив глаза и открыв пасть. В его остекленевшем взгляде застыли тоска и недоумение. Он не понимал, почему Маша до сих пор не поставила в квартире кондиционер. Действительно, почему? Стоило только Маше намекнуть кому-нибудь из поклонников, и кондиционер тут же монотонно и упоительно загудел бы в одном из оконных проемов, снижая сумасшедшие африканские градусы до нормального уровня.

Да. Маша часто принимала подарки от мужчин. Это пагубно отражалось на ее нравственных принципах и благотворно — на обстановке квартиры. Оправданием мог служить только факт, что Маша никогда ничего не просила.

Мягкий кожаный уголок (правда, не совсем новый) — в одном из кресел Маша сейчас и находилась, предусмотрительно отделив себя от горячей молочно-ореховой обшивки махровым полотенцем, — переместился в ее квартиру после бурного краткосрочного романа с владельцем автосервиса. Товарищ помог нанести последний заключительный удар по внутренностям измочаленного «жигуленка», на котором иногда передвигалась Мария по опасным московским трассам. После ремонта «единичка» бодро доехала почти до Машиного подъезда и элегантно вписалась в незамеченный Машей экскаватор, ударно трудившийся в тот день во дворе на ремонте трубопровода. Автомобиль погиб окончательно, но владелец автосервиса не смог так быстро забыть раскрепощенную зеленоглазую блондинку, и в апартаментах Марии вскоре появился мягкий уголок современных очертаний и баснословной цены — взамен некрасивого старого дивана.

Видеодвойку с барского плеча пожаловал сравнительно юный (не старше сорока) директор кирпичного завода-у него Маша брала интервью, и к концу второго тайма обе стороны обнаружили такое сходство взглядов и интересов, что не оставалось ничего другого, как продолжить совместное ток-шоу в нерабочей обстановке.

И буковый паркет тоже кто-то где-то украдкой списал с баланса и приволок к Машиным ногам. Мужчинам всегда хотелось сделать ей подарок. Наверное, за краткий пролог, вулканическую кульминацию и безболезненное расставание. Маша легко знакомилась и легко прощалась, оставляя в груди завоеванных мужчин чувство благодарности, невыносимое, как разрывная пуля.

Но кондиционера в квартире не было.

Бублик проявил феноменальную смекалку. Он подполз поближе к Машиной голой ступне, покрытой круглыми бриллиантовыми капельками воды, и принялся слизывать влагу розовым абразивным языком.

— Ты что, Бублик, офонарел? — завопила Маша. — Мне самой жарко! А еще ты!

Бублик попытался придержать ногу хозяйки мягкой лапой, чтобы закончить обработку большого пальца, достаточно мокрого и прохладного, но в ту же секунду несильно получил по морде.

Маша снова отправилась в ванную, и кот понуро поплелся следом, собираясь, вероятно, посмотреть, что он сможет предпринять для спасения себя от теплового удара.

Но разгоряченная журналистка не дошла до ванной, так как зазвонил телефон. Маша и Бублик обернулись, посмотрели на телефон, потом друг на друга.

— Взять? — шепотом спросила Маша, будто ее мог услышать неизвестный абонент. — Или не брать? Алло?

— Маша Понтыкина, почему не на работе? — раздался официальный, но вкрадчивый голос Аркадия Гилермана, редактора скандальной московской газеты «М-Репортер». Если бы Гилерман видел, что из одежды на его подчиненной сейчас только телефонная трубка, он бы не был столь официален. Несомненно, был бы приветливее.

— Статью пишу, — мрачно ответила Маша. — Уже заканчиваю.

Она убрала громкость телевизора и щелкала пультом, прыгая по каналам. Везде попадалась реклама.

— Маша Понтыкина, — предупредил серьезный редактор, — я жду тебя через час в своем кабинете.

Гилерман был коварен, как Международный валютный фонд: денег давал мало, а требований предъявлял выше крыши.

— Правда? Зачем? — уныло спросила Маша. Ей очень хотелось в ванную и вовсе не хотелось в кабинет к редактору. Все капельки давно испарились с ее тела, и требовалось пополнить запасы воды.

— Для тебя есть задание! — обрадовал Гилерман. С того конца провода веяло солнечным морозным утром.

Маша знала, что кондиционер в кабинете редактора работает на полную мощность и сам Аркаша, в отличие от нее, сидит в наглаженной, ослепительно белой рубашке и при галстуке.

— Задание, — окончательно сникла Маша. — В такую жару. Ты меня ненавидишь!

— Я тебя боготворю, — серьезно ответил Аркаша. По какой-то трагической случайности именно ему, Аркадию Гилерману, Маша отвела роль последнего бастиона своей нравственности, и это страшно возмущало и ранило редактора газеты. — Я от тебя без ума, поэтому постарайся через час оказаться у меня в кабинете. И захвати статью, которую заканчиваешь. И то интервью, с майором ФСБ, которое обещала сдать еще три недели назад. Ты меня поняла?

Из ванной комнаты раздался жуткий вой.

— Поняла! — крикнула в трубку Маша. — Буду. Готовь фужеры и презерватив. Ну, пока, у меня с Бубликом что-то стряслось!

— С каким бубликом?! — не понял Аркадий, но непредсказуемая подопечная уже бросила трубку. — Бублик какой-то.

В полном ведре — вода нагревалась до комнатной температуры, прежде чем Маша выливала ее на себя, — плавал с выпученными глазами наконец-то охлажденный Бублик.

— Чучело мое!

Маша выловила и отжала кота, облилась водой, посмотрела в зеркало и решила не краситься. Собрала в хвост светлые, выгоревшие волосы. В спальне она с отвращением натянула на себя горячее, как вулкан Ключевская Сопка, узкое платье, собрала в папку бумаги и дискеты и отправилась в редакцию.

Девица подсела к его столику в открытом летнем кафе на Крещатике, с трудом втиснув фантастическую грудь в просвет между двумя начатыми бутылками с колой и минералкой. Вадим забыл о всех мерах предосторожности и не сводил глаз с двух победоносных капитолийских холмов, выпиравших из-под ажурной маечки, — эпицентры знойных полушарий откровенно темнели, словно крупные вишни. Вадим не устоял.

А надо было вспомнить о вечернем мероприятии, об ответственности, о темно-синей спортивной сумке под столом, о пяти тысячах задатка, и все стало бы на свои места. Но девица была так же пышна и ароматна, как свежий круассан, взятый им в дополнение к чашке кофе. И ей было не более семнадцати лет.