Возмездие - Сергей Майдуков

Глава 1. Пока часы двенадцать бьют

Знаете, чем мы больше всего отличаемся от остального мира? Не внешним видом, не манерами и даже не характерной речью, выделяющей нас за границей. Нет. Все это, конечно, имеет место, однако корень нашей самобытности кроется в ином. Мы Новый год встречаем не так, как весь мир. Остальные либо выдыхаются во время празднования Рождества, либо еще только раскачиваются со своими восточными и еще бог знает какими календарями. А мы в ночь с 31-го декабря на 1-е января выкладываемся на полную катушку. Это и есть наш главный праздник. Самый волшебный и желанный. Без него мы зачахнем и потеряем интерес к жизни.

О эти новогодние застолья! Пенящееся шампанское, оливье и торт «Наполеон», буженина и селедочка, коньяк вперемешку с водкой, икра красная, икра баклажанная, пышные тосты, бой курантов, отсчет мгновений и наивная вера в то, что завтра все будет по-другому — лучше, чище, правильнее. А потом опять целый год ожидания. Зароки-то мы даем именно под Новый год. И торопим, торопим праздник — душа требует перемен! Никому не приходит в голову, что в жизни у него всего несколько десятков «новых» годов и что всем им суждено стать старыми, а потом и вовсе кануть в лету.

Молодежь, конечно, все дальше отходит от священных родительских традиций. «Иронию судьбы» не смотрят, на давно уже не голубые (или как раз чересчур голубые) «огоньки» плюются: и Киркоров им нехорош, и вместо Баскова им кого-нибудь другого подавай, и елки синтетические тыкают вместо живых лесных красавиц. Приходится старшему поколению отдуваться. Они стараются отмечать праздники так, чтобы все было как раньше, когда водка по три шестьдесят две, колбаса по два восемьдесят и «С Новым годом, с новым счастьем, успехов в труде и личной жизни, дорогие товарищи!».

Люди среднего возраста находятся на распутье. Одной ногой они в прошлом, другой — в будущем. Это именно они шпарят салютами в новогоднюю ночь, чтобы как-то выразить смятение чувств. И, случается, перебирают со спиртным.

Саша не любила отмечать праздники с родителями. До четырнадцати лет было еще как-то терпимо, в шестнадцать она сказала себе: «Хватит!», — а теперь, готовясь разменять уже третий десяток, была вынуждена вернуться на круги своя.

Круги эти Сашу не привлекали и не радовали. Она возвратилась в отчий дом от безысходности. Жизнь сложилась так, что ей было больше некуда деться. Она осталась у разбитого корыта, хотя ничего у золотой рыбки не просила и завышенных требований к судьбе не предъявляла.

А муж ее взял и бросил. На четвертом месяце беременности. Вернее, она вроде как сама собрала вещички и провозгласила, что уходит, а он даже не подумал Сашу удерживать. Попрощался холодно и сделал ручкой, ступай, мол, на все четыре стороны, дорогая жена.

А началось все с пустяка. Или не с пустяка? В общем, еще летом Саша начала замечать, что Вадик покуривает. Тайком, не в открытую и, по всей видимости, не так уж часто, но ей это активно не понравилось. Дело в том, что он уже трижды давал ей твердое честное слово, что бросит вредную привычку. Это была не просто Сашина прихоть. Они уже несколько лет изо всех сил старались зачать ребенка, и ничего у них не получалось, несмотря на то что обследование не выявило никаких отклонений в организмах обоих. Просто никак не могла Саша забеременеть, и это ее ужасно удручало. Вадим, естественно, тоже не радовался. Курить он регулярно бросал как раз по этой причине. И бегать начинал. И ел исключительно здоровую пищу.

А потом срывался и вновь принимался дымить украдкой, поглощать гамбургеры и отменять пробежки, ссылаясь на боль в коленях.

Поймав Вадима на горячем, то есть в куртке, провонявшей сигаретным дымом, Саша высказала ему без обиняков все, что думала о нем и его безответственном поведении. «Мне уже двадцать девять лет, — сказала она, — и я не хочу рожать в тридцать с чем-то, когда это чревато осложнениями. Мы должны сделать все возможное ради будущего ребенка, как ты не понимаешь? Чтобы не быть старыми, когда он будет нуждаться в молодых и сильных родителях. Я не потерплю рядом с собой безвольного мужчину, не способного держать данное слово. Ты пообещал не курить и заниматься спортом, так будь добр выполняй свое обещание. Посмотри, в кого ты превратился! Вес уже под сто, потому и ноги болят. Им тяжело такой вес носить. Решай, Вадик. Ты берешься за ум? Или говори прямо: буду курить и толстеть. Это будет честно. Ты уже не мальчик за углами прятаться…»

Вадик сказал, что все осознал и никогда больше не нарушит обет. И очень скоро, как будто бы в качестве приза, Саша показала ему сработавшую полоску теста. Они были счастливы. Вадик купил ей сережки с бриллиантами. Но на следующий день на пробежку не вышел, сославшись на плохую погоду. Погода переменилась, а занятия спортом так и не возобновились. Вадик начал набирать вес, оправдывая это неправильным обменом веществ, а не пожиранием шаурмы, кафешных пирожных и прочих гадостей. Саша терпела, предпочитая верить неуклюжим оправданиям. Но курение — это было уже чересчур. Она возмутилась и предупредила, что их сыночек не будет иметь в качестве примера курящего папу. Слово за слово, и бриллиантовые сережки были брошены к ногам Вадика, а Саша отправилась собирать чемодан. Это было ошибкой. Но не могла же она после этого разложить вещи по полкам и сделать вид, что ничего особенного не произошло.

Вот так она оказалась под крышей родительского дома. Самый лучший праздник в году превратился в сущее наказание. Не утешало Сашу и то, что дом был большой и богатый, с красной черепицей, круглыми башенками и флюгерами. Стоил он целое состояние, да и строительство часто оказывалось под угрозой, потому что Игорю Петровичу Каренину то и дело не хватало денег. Однако он перехватывал, ловчил, тянул с оплатой, вытягивал недостающие суммы из бизнеса и в конечном счете довел начатое до конца. Саша часто ставила упорство отца в пример мужу, что тому, понятное дело, не нравилось. Но она в самом деле гордилась папой. Правда, предпочла бы делать это на расстоянии. В просторном доме, как ей казалось, все же было тесновато. Родители раздражали Сашу. Она злилась на Вадика, злилась на себя, а злость свою срывала на маме с папой.

Раньше ей нравилось, что особняк их стоит в живописном уголке природы и здесь всегда можно отдохнуть от городской суеты. Однако после ссоры с мужем это обстоятельство выводило ее из себя. Она ворчала, что привыкла пить кофе в кафе, что в комнатах сыро, что от дыма в камине у нее тошнота и головные боли. Мать как могла утешала Сашу и была жалка в своей приторной навязчивости. Отец, напротив, никакого сочувствия дочери не выказывал, от ее претензий отмахивался и вел себя так, словно ничего особенного не произошло.

Неудивительно, что в новогодний вечер Саша чувствовала себя просто отвратительно и выглядела соответственно. В довершение ко всем огорчениям с утра зарядил дождь, смывший робкий снежный покров — единственное, что радовало Сашино сердце. К столу она вышла мрачная и бледная. Во время беременности ее совершенно не беспокоил токсикоз, однако назло матери она заявила, что ее тошнит, и отказалась от всех заботливо приготовленных угощений.