Господа офицеры - Сергей Зверев

1

Весенний воздух был свеж и прохладен, сладко пахло молодой листвой, цветущими ландышами и жасмином. Крупные капли вечерней росы блестели и переливались в мягком лунном свете на травинках, бело-розовых щитках кашки, сердцевидных листьях сирени. Стояла полная тишина. В этом году середина апреля радовала погодой обитателей Царского Села, было тепло и сухо.

В глубине дворцового комплекса располагался двухэтажный флигель, фасад которого был украшен декоративными лепными венками, розетками, маскаронами, летящими голубями. Флигель был построен век тому назад, при Александре I Благословенном.

От флигеля, негромко урча четырехцилиндровым мотором, отъехал «Паккард» с откинутым верхом. В машине были двое. Гравий дорожки, окаймленной китайским можжевельником и фигурно постриженной туей, тихо похрустывал под колесами «Паккарда». В конусах яркого света фар автомобиля кружились ночные бабочки. Их тени, огромные и неровные, скользили по дорожке, словно исполняли фигуры какого-то фантастического танца.

«Паккард» затормозил перед воротами из литой чугунной решетки. Из будочки, стоящей справа от ворот, вышел часовой дворцовой стражи, гвардеец Семеновского полка, и приблизился к машине. Он сразу узнал молодого человека в кадетской форме, сидящего за рулем автомобиля.

Гвардеец вытянулся в струнку, отдал честь:

— Здравия желаю, ваше сиятельство!

Да, на шоферском месте сидел член царской семьи, шестнадцатилетний великий князь Николай. Было в его юном лице что-то характерно романовское, общесемейное, напоминающее его венценосного тезку Николая Второго, императора всероссийского. Отчаянные серые глаза, немного курносый нос и темный пушок над верхней губой… Симпатичный юноша!

Он был из Константиновичей, его дед — великий князь Константин Романов — заслуженно считался одним из самых приятных и обаятельных членов императорской фамилии. Под псевдонимом К. Р . великий князь Константин опубликовал сборник своих стихотворений, очень, кстати сказать, неплохих.

Второго сидящего в автомобиле человека семеновец тоже знал, как знали его, наверное, все в Царском Селе. Это был крупный усатый мужчина лет под шестьдесят, звали его Петр Николаевич Бестемьянов, а служил он «дядькой» при молодом великом князе, совмещая обязанности прислуги, гувернера, а в чем-то и контролера. Бестемьянов был отставным унтер-офицером, полным георгиевским кавалером. Еще совсем молодым он дрался с турками под Плевной. По слухам, Бестемьянов был лично знаком с самим Ак-Пашой, Белым Генералом, легендарным Скобелевым. Последняя же кампания, в которой участвовал Петр Николаевич, была куда менее славной для русского оружия: десятью годами ранее описываемых событий он храбро сражался с японцами под Мукденом и Ляоляном. У Петра Николаевича было широкое, что называется, простонародное лицо и прекрасная осанка.

— Открывай ворота, служивый! — потребовал Николай.

Часовой замялся:

— Не могу, ваше сиятельство! У меня приказ: никого с наступлением темноты выпускать из Царского Села не велено.

— А мое слово тебе, значит, не указ? — с обидой в голосе спросил юноша.

Часовой только глаза опустил, в неудобное положение попал гвардеец.

Вышедший из автомобиля Бестемьянов придвинулся к часовому и тихо, доверительно сказал ему:

— Пропустил бы, тут, вишь, дело молодое, — он кивком указал на своего питомца, — к барышне собрался… Весна, понимаешь, чувства нежные, то да се…

Часовой понимал, чего уж тут: шестнадцать лет князю! Он вздохнул и сказал:

— Подождите немного, ваше сиятельство. Пост не велено покидать, но ради вас и вашей симпатии… Я схожу за разводящим офицером. Если он разрешит, тогда что же… Пожелаю вам счастливого пути.

Не успели стихнуть удаляющиеся шаги часового, а Николай уже азартно крикнул Бестемьянову:

— Ну, давай же, чего ты там? Быстрее!

Юноша сжимал баранку руля «Паккарда» с такой силой, что побелели костяшки пальцев и шрам от ожога на тыльной стороне правой кисти. Этот ожог великий князь получил три года тому назад, когда запускал ракету фейерверка. Характерное такое осталось пятно, напоминающее латинскую букву «W».

— Недоброе дело вы задумали, ваше сиятельство… — укоризненно произнес Бестемьянов.

— Да как можно! — запальчиво выкрикнул молодой князь. — Я же русский! Она это оценит! Давай, не копайся! Пока офицер не подошел.

Воровато оглядываясь, Бестемьянов отворил ворота. И снова уселся на свое место рядом с юным князем. Лицо дядьки приняло хмурое недовольное выражение.

Меж тем часовой в сопровождении караульного офицера уже приближался к автомобилю.

Николай нажал на педаль акселератора, шестидесятисильный мотор «Паккарда» взревел, и автомобиль выехал из ворот, обдав на прощанье гвардейца-часового и офицера вонью сгоревшего бензина.

— Стойте, стойте… Ваше сиятельство, куда же вы?

Черный «Паккард» с открытым верхом скрылся за поворотом дороги.

Озеро Ван расположено довольно высоко в горах Западной Армении, или, если по-турецки, Восточной Анатолии. В начале третьей декады апреля здесь еще довольно холодно, особенно по утрам.

Ван — самое крупное озеро в Турции, оно живописно. Яркая синева водного зеркала в сочетании со снежными шапками прилегающих гор производит неизгладимое впечатление!

Рождался новый день. Восточную сторону горизонта вдруг пронзили золотистые стрелы солнечных лучей, а озеро словно бы покрылось тысячами крохотных, блистающих серебром щитов. И вот все вокруг запылало алым заревом, из глубины которого полилась, заструилась белая пена дневного света, заполнившая весь мир. Утро выдалось свежим и ясным, небосвод был чист, лишь на северо-востоке, над Армянским нагорьем, висели растрепанные белые облака.

Сверкали в солнечных лучах и новенькие блестящие рельсы, проложенные рядом с берегом озера. По рельсам, пыхтя и пуская клубы дыма из трубы, шел мощный паровоз. Он тянул огромную железнодорожную платформу, на которой угадывалось какое-то громоздкое сооружение, но разглядеть его было невозможно: платформу укрывал брезент.

На паровозе и на платформе виднелось множество вооруженных турецких солдат, сооружение, укрытое брезентом, бдительно охраняли. Сзади, за платформой, был прицеплен штабной салон-вагон.

Паровоз остановился, и через несколько минут по лесенке штабного вагона на землю спустились двое человек. Оба они были одеты в турецкую военную форму, знаки различия на мундирах свидетельствовали о том, что один из них был генералом, а второй — полковником.

Генерал выглядел классическим турком, его голову даже украшала феска с кисточкой. Он был невысок и очень широк, живот так и выпирал из генеральского кителя. На груди вояки свободного места не было от сверкающих в солнечных лучах орденов и медалей, иные из которых были с чайное блюдце величиной. Под крючковатым носом турка виднелись густые ухоженные усы с основательной проседью. Генерала звали Махмуд Киамиль-паша, он командовал третьей турецкой армией, что противостояла 4-му Кавказскому корпусу российской армии.