Устрицы под дождем - Оксана Робски

1

Самый лучший способ подбодрить себя – это подбодритького-нибудь другого.

М. Твен

Осенью легко быть счастливой. Теплый уютный плед, ароматныйчай, горячий пирожок с капустой. Или с яйцом и зеленью.

А вокруг – десятки добрых и любопытных глаз. Можно бытьодновременно добрым и любопытным? Можно совмещать пороки и добродетели? Нельзя,но все так делают.

Или: можно, если ты родился журналистом.

Вспышки фотокамер. Улыбка в один объектив, улыбка в другой.

– Пожалуйста, не снимайте, когда я жую пирог!

– Сколько времени вам не давали еду?

– Вы сказали, что самое страшное – голод, расскажитепро ваши ощущения.

– На сколько килограммов вы поправились после вашегопобега из заточения?

– Вы упоминали, что ваш похититель праздновал с вамиваши дни рождения. Он приносил вам торт со свечами? Какие чувства выиспытывали?

– Вам приходилось оставаться интересной для вашегопохитителя, чтобы он приходил к вам снова и снова и приносил еду? Что конкретновы делали для этого?

– Восемь лет вы знали про внешний мир только из передачпо радио. Какой канал вы слушали? Были ли какие-то предпочтения у вашегопохитителя?

– Вы были восьмилетней девочкой, когда вас закрыли втемном сыром подвале. Закрыли на восемь лет. Что помогло выжить? О чем мечтали?

– Какое ваше самое сильное впечатление после того, какоказались на свободе?

– Мое самое сильное впечатление – встреча с мамой. Ямечтала об этой встрече каждый день. И каждую ночь.

Что-то не то. Они говорят, что прячут ее потому, что боятсяпохитителя. Что он ищет ее. Что грозится ее убить. Что они желают ей добра.

Ей дали мягкий спортивный костюм и врача. Врач дает ей почуть-чуть еды. По чуть-чуть, но все время. В вены втыкали иголки и по трубочкамв ее тридцатишестикилограммовое тело вливали витамины. Все время спрашивали, небольно ли? Не больно. И не страшно.

Только свобода, все эти годы ей казалось, что свобода – эточто-то другое. Это когда ты сможешь идти куда хочешь. Когда хочешь. Ейказалось, что свобода – это огромный мир, который является твоим домом. Асейчас ее домом были по-прежнему четыре стены. Они были чистые, белые,красивые, на них были нарисованы настоящие цветы, но они все равно былистенами. Из них нельзя было выйти.

Потому что она еще очень слаба, а похититель очень опасен.

Но почему нельзя увидеть маму?

Почему нельзя получать витамины по трубочкам дома?

А маме сказали, что она жива?

Сказали.

Неправда. Если бы маме сказали, она бы сразу приехала. Изабрала ее домой.

Она плачет и кричит. Она бьется о стены, и она разбила окно.

Она хочет выйти. Выпустите меня! Я хочу домой! Не бросайтеменя!

Ее привязали к кровати и гладят по голове. Они добрые и злыеодновременно.

Она засыпает и, засыпая, уже во сне, плачет.

Если они говорят, что сказали маме, а мама не приехала –значит, они врут. Если они врут – значит, они злые. Вопрос в том, каким тыбываешь чаще – добрым или злым.

Он ведь тоже гладил ее по голове. И однажды, на еепятнадцатый день рождения, принес пирожное. Он хотел, чтобы она называла егоДедушкой. Она называла. Дедушка.

Ей надо бежать. Ей снова надо бежать.

Может быть, просто мир устроен таким образом, что для того,чтобы оказаться с тем единственным человеком, с кем ты хочешь оказаться, отвсех остальных надо без оглядки бежать?

Мамочка!

Ей говорят, что ее психическое состояние ухудшилось. Что ееотвезут в больницу. Что ее вылечат, и потом она сможет поехать домой.

А телефон? Люди звонят друг другу по телефону! У каждогоесть свой номер. Только у нее нет. А у мамы наверняка есть.

Она же может поговорить с мамой по телефону!

Нет, они не разрешают. Они говорят, что разговор может иметьнепредсказуемые последствия.

Они злые чаще, чем добрые.

Они сажают ее в автобус и везут в больницу.

Она сидит одна, такая маленькая в огромном автобусе.

На ней красивый спортивный костюм.

Она разглядывает прохожих.

Она никогда не надевала платья. Может быть, давно, «до»,когда она ходила в школу. Но она этого не помнит.

Водитель автобуса разговаривает по телефону.

– Добрый день, – говорит она. – Любите радио«Шансон»? Я тоже.

Водитель покосился на нее, хмыкнул и продолжил разговор по телефону.

– Да нет, – говорил водитель, лихо держа рульодной рукой, – только девчонку в больницу отвезу, Пашка попросил подменитьего. И все. Завтра в семь утра – самолет.

– Извините, – спросила она, – а вы не знаетеномера телефона моей мамы?

Водитель снова хмыкнул и несколько раз подряд нажал насигнал.

Авария из нескольких машин образовала на дороге затор. Люди,проходя мимо, останавливались, разглядывая искореженные автомобили и обсуждая,обошлось ли без жертв.

Она равнодушно отвернулась от дороги и стала рассматриватьдевушку на автобусной остановке. Прямо напротив ее окошка.

Девушка была в таком же спортивном костюме, как у нее. Почтив таком же. Девушка кричала и размахивала руками. Рядом стояла взрослая женщинаи хмурила брови. Наверное, ее мама. Они ссорились. У девушки было очень злоелицо, а у мамы уставшее.

В дверь автобуса постучал человек в рабочей форме. На поясеу него висел черный пистолет. Пистолет тоже был частью формы. Оля это знала. Клюдям в такой форме она подошла, когда сбежала от Дедушки.

Водитель положил телефон, нажал на какую-то кнопку, дверьоткрылась.

– Выйди, помоги машину подвинуть, – попросилчеловек в форме, – а то даже «скорая» подъехать не может.

Какое-то время она наблюдала, как водитель и еще несколькомужчин пытаются освободить проезд.

Она взяла в руки телефон водителя. Вдруг он зазвонит, и этобудет мама! Она уже не маленькая, не надо думать о глупостях.

Она встала в открытых дверях.

– Да я вообще, – кричала девушка, – уеду кпапе жить! Ты мне не нужна!

– Уезжай, – вздохнула ее мать, – только врядли он захочет. Шестнадцать лет про тебя не вспоминал…