Лететь выше всех - Керри Гринвуд

Моему дорогому и любимому Дэвиду Льюису Джону Грэгу

Лететь выше всех, курам на смех,

С какой-нибудь девкой – понты.

Заводишь меня только ты!

Коул Портер [1]«Заводишь меня только ты» [2]

Зиме подходит грустная ‹сказка›.

Уильям Шекспир «Зимняя сказка» [3]

Кандида Элис Молдон вела себя как дрянная девчонка. Во-первых, она никому не призналась, что нашла на дороге три пенса. Во-вторых, не предупредила никого из домашних, что собралась на прогулку, – тогда бы ей никто этого не разрешил. В-третьих, с тех пор как у нее выпал зуб, девочке строго-настрого запрещалось есть сладкое.

Но сознание неправедности собственных поступков никогда не останавливало Кандиду. Она всегда делала то, что хотела. И была готова понести наказание и даже раскаяться. Но позже. Сжимая в руке трехпенсовик, девочка подошла к витрине кондитерского магазина и принялась разглядывать выложенные там сладости. За стеклом, словно египетские сокровища, фотографии которых в газете показывал ей отец, лежали самые разные конфеты, и было их вполне достаточно, чтобы довести до зубной боли весь мир.

Тут были красные и зеленые карамельки в форме зонтиков, и лошадки на палочках. А еще – разноцветные желейные конфеты: мармелад в сахаре, мармеладные младенцы и змейки, леденцы в виде бананов, снежки в кокосовой стружке и кислый горошек. Его можно было купить аж двадцать четыре горошины за пенни, но на вкус Кандиды он был чересчур кислым. Девочка отказалась от жевательных мармеладок, потому что те слишком прилипучие, от мускусных палочек – те очень крошились, и от мятных конфет – из-за их резкого вкуса. Она присмотрелась к леденцам, переливавшимся всеми цветами радуги, словно бабушкина стеклянная брошка миллефиоре, и к монпансье в длинных прозрачных трубочках. Полюбовалась на карамельные держатели для колец с настоящими кольцами, на радужные шарики, медовых мишек и шоколадные ириски. Кандида так тяжело дышала, что витрина запотела, и ей пришлось протереть стекло рукавом.

– Чего бы тебе хотелось, душечка? – спросила продавщица.

– Меня зовут Кандида, – сообщила девочка. – У меня есть три пенса. Дайте мне медовых мишек на полпенса, кофейного драже на полпенса, мятных листиков на полпенса, серебряных палочек на полпенса… зонтиков на полпенса и бананов на полпенса.

– Пожалуйста, мисс Кандида, – сказала продавщица, принимая теплую липкую монетку. – Вот ваши конфеты. Только не ешьте все сразу!

Кандида вышла из магазина и направилась к дому. Она не торопилась: ведь никто не знал, что она ушла.

По дороге она перескакивала с тротуара на мостовую и обратно, что ей строжайше запрещалось. Вдруг перед ней остановилась машина. Черный автомобиль, похожий на жука и ничуть не похожий на крошечный «Остин» ее отца. Девочка застыла в изумлении.

– Кандида! Вот ты где! Папа послал меня за тобой. Где же ты была? – Незнакомая женщина распахнула дверцу и протянула девочке руку.

Кандида шагнула вперед, чтобы получше рассмотреть незнакомку. У женщины были желтые волосы и неприятная улыбка.

– Ну же, иди сюда, дорогуша. Мы отвезем тебя домой.

– Я вам не верю, – без обиняков заявила Кандида. – Не верю, что папа послал вас. Я скажу ему, что вы врете. – Она запрыгнула на тротуар и собралась бежать домой. Но тот, кто сидел на заднем сиденье, оказался расторопнее. Сильные руки схватили девочку, и в лицо ей сунули вонючий платок. Мир погрузился в зеленоватую тьму.

Фрина Фишер покорно пила чай в «Клубе путешественников» с госпожой Макнотон. На то у нее были особые причины, которые, хоть и не облегчали тяжести испытания, все же помогали ей прямо держать спину. Нет, чай был отличный. И булочки, и клубничный джем, и сливки, которые, несомненно, получили от довольных коров. Были здесь и птифуры с глазурью ласкающих глаз расцветок, и хрустящее имбирно-коньячное печенье. Цейлонский чай подавали в больших серебряных чайниках и разливали в великолепные фарфоровые китайские чашки.

Единственной мухой в этом угощении была сама госпожа Уильям Макнотон – бледная, павшая духом женщина в сером костюме, который был ей совсем не к лицу. Бесцветные волосы выбивались из-под шпилек. Если изъяны внешности можно было исправить, обратившись к хорошему парикмахеру и кутюрье, то природная слезливость была неукротима. Госпожа Макнотон напоминала Фрине желе, осину и все прочие дрожащие предметы; однако под дрожащей оболочкой скрывался стальной характер. Облик этой женщины свидетельствовал о том, что она долгое время подвергалась насилию: запавшие глаза, нервные движения, привычка вздрагивать от каждого звука. Но со всеми бедами, выпавшими на ее долю, госпожа Макнотон на свой лад справлялась. Даже съежившись, она твердо стояла на своем, умела хранить секреты и наверняка ступила бы на тайную тропу. Сокровенность ее характера и устремлений была почти абсолютной, эта женщина изведала такое, что теперь способна была устоять и под пытками. И все же Фрина не могла не проникнуться к собеседнице симпатией: она сама обычно встречала испытания с высоко поднятой головой, действовала решительно и без оглядки.

– Я хотела поговорить с вами о сыне, мисс Фишер, – произнесла госпожа Макнотон, протягивая Фрине чашку чая. – Я тревожусь за него.

– И что же вас беспокоит? – спросила Фрина. Она выплеснула чашку слабенького чая в полоскательницу и налила себе более крепкую заварку. – Вы говорили с ним об этом?

– Нет-нет! – Госпожа Макнотон отпрянула.

Фрина добавила в чай молоко и сахар и задумчиво принялась размешивать напиток. Похоже, выведать у госпожи Макнотон, что, собственно, ее беспокоит, не легче, чем вырвать зуб у строптивого быка.

– Объясните мне, в чем дело, и, возможно, я смогу вам помочь, – проговорила Фрина.

– Я наслышана о ваших талантах, мисс Фишер, – напрямик заявила госпожа Макнотон, – и надеюсь, вы сумеете помочь мне, не поднимая скандала. Леди Роуз весьма высоко о вас отзывалась. Возможно, вы знаете: она в родстве с моей матерью.

– Конечно, – кивнула Фрина, взяла имбирноконьячное печенье и улыбнулась.

У леди Роуз как-то раз пропали изумрудные сережки. Алчный племянник, он же наследник, уверял ее, что их украла горничная, долгие годы служившая в доме верой и правдой, и местный полицейский был с ним полностью согласен. Но леди Роуз отказывалась им верить. Она наняла Фрину, чтобы та нашла сережки, и мисс Фишер с легкостью справилась с этим заданием. Достаточно было просто навести справки в местном ломбарде, куда племянничек пристроил пропажу. Оказалось, что молодой человек совершил неразумное капиталовложение, поставив полученные им проценты на лошадь, принимавшую участие в скачках на ипподроме Флемингтон, но та, увы, не проявила достаточного рвения, вот он и не смог выкупить украшение. Леди Роуз была не слишком щедра в оплате, но зато не поскупилась на отличные рекомендации. А поскольку Фрина не испытывала недостатка в средствах, то осталась вполне довольна сделкой. Леди Роуз сообщила своей ближайшей знакомой, что «Фрина хоть и похожа на лихую девицу: курит сигареты, пьет коктейли и, кажется, даже летает на аэроплане, но у нее есть мозги и здравый смысл, так что на нее можно полностью положиться».