Клеймо - Филип Хоули

ГЛАВА 1

Чутье шофера подсказывало Кальдерону: этой ночью в международном аэропорту Лос-Анджелеса встречать умирающего мальчика будет он один.

На мониторе, расположенном над конвейерным транспортером для багажа, загорелась надпись о прибытии рейса № 888 из Гватемалы. Часы показывали 18:18. Самолет опоздал на полчаса, но Кальдерон, всегда безукоризненно точный в работе, был спокоен. Он на месте — и это главное.

Сунув палец за лацкан, он придирчиво осмотрел черный форменный пиджак. Никаких складок, ни единого пятнышка — хотя бы такого пустяка мальчик и его мама заслуживали. Пристально наблюдая за пассажирами, он оставил без внимания смрадный выхлоп проехавшего мимо автобуса. В зале выдачи багажа за стеклянной перегородкой поток туристов струился по эскалатору и обтекал клубок таксистов, которые нетерпеливо тянулись на цыпочках и нервно подпрыгивали. Как молокососы — ни сноровки, ни такта.

Кальдерон профессионал и своих пассажиров найдет сам — по описанию. Когда они пройдут таможенный контроль, он будет стоять неподалеку, ненавязчиво и почтительно выделяясь среди толпы. Мгновенно приспособится к их манерам и привычкам: если надо, будет общителен, если нет — молчалив и неприметен. Кальдерон знал, что словно создан для такой работы: мог легко распознать присущие людям черты характера, предвосхитить желания и поступки. Ремесло шофера раскрывало его способности в полной мере.

И обычно Кальдерой был доволен работой, но только не сегодня.

Мальчик и его мама вряд ли когда-либо выезжали за пределы родного дома. А на самолете — и подавно. После нескольких часов в странном крылатом цилиндре с незнакомыми людьми они в плотной толпе пройдут по узким коридорам, оглушенные громкими указаниями из репродуктора, многочисленными и порой несвязными, — поневоле им станет страшно.

В ответ на приветствия Кальдерона напуганная мать постарается спрятать усталость и тревогу за маской равнодушия. Она удивится и будет польщена, что в незнакомой стране их ждет водитель-гватемалец, но не посмеет признаться, что на душе полегчало. Он понимал: такими их сделала жизнь.

Кальдерон приободрит их рассказом о собственном переезде в Америку двадцать пять лет назад. Как они с матерью нелегально пересекали границу, втиснутые в набитый людьми отсек под днищем трейлера. Он и сейчас помнит все как наяву: грохот изношенной трансмиссии, от которой закладывало уши, пока он совсем не оглох, затхлый запах дюжины немытых тел и мать, задыхавшаяся от страха.

Усадив подопечных в машину, он подарит им дружескую улыбку, расправит плечи и с легким смешком укажет на сходство двух историй. Только так и попадают в Америку — в тесном жизненном пространстве, вместе с толпой чуждых тебе людей.

Наверное, мать пересилит желание улыбнуться, но оценит рассказ по достоинству. И на короткий миг расслабится, пока он отвлекает ее от сиюминутных забот.

Кальдерон посочувствует матери. Болезнь сына окутана врачебной тайной, но американские доктора разгадают секрет и поставят точный диагноз. Колоссальные материальные ценности Америки и передовые технологии приведены в боевую готовность ради четырехлетнего мальчика из крошечной деревушки в гватемальских дождевых лесах.

В Америке возможно все.

Хосе Чака и его мать не знали, что их будут встречать. И если надо, Кальдерон с готовностью объяснит, что это скромный знак внимания от Университетской детской больницы, которая принимает мальчика.

Миллионы детей на земном шаре стойко переносят болезни и увечья, потому что другой жизни им не дано. Хосе стал одним из немногих счастливчиков, избранных символом благородства Америки.

Резкий сигнал прозвучал в зоне выдачи багажа, зажегся красный свет, и транспортер с тяжелым скрипом пришел в движение.

Для Кальдерона, с той минуты как они с матерью приехали в Америку, мигающие красные огни олицетворяли врага. Огромные ресурсы страны постоянно угрожали им, подпитывая бесконечный страх матери перед депортацией. Нелегалы были безмерно счастливы, когда их оставляли в покое и не мешали хоть как-то сводить концы с концами. Кальдерон, здоровый и крепкий мальчик, уже в двенадцать лет был брошен на рынок иммигрантского труда, который безжалостно отбраковывал слабых.

Все чудесным образом переменилось, когда Кальдерону исполнилось восемнадцать лет и он получил гражданство. В тот же день его завербовали на военную службу. Жизнь начиналась заново.

Но мечтам не суждено было сбыться. Через семь лет армия вышвырнула его как мусор. Он вернулся домой к матери в полуразвалившуюся квартиру и всю ночь провел, уставившись в трухлявую дверь спальни, из которой доносились приглушенные рыдания. При воспоминаниях о той ночи живот сводило судорогой.

Ему казалось, что мать думала о его позоре всегда, даже спустя несколько месяцев, когда нортриджское землетрясение устроило ей западню под двухэтажной грудой камней. Чиновники-бюрократы могли ее спасти, но не шевельнули и пальцем, оставив умирать от удушья.

И вот теперь Америка, которая избавилась от них, как от шлака, та же Америка предлагала помощь и достаток другой женщине с ребенком. Хосе Чака и его мать, пусть и ненадолго, почувствуют вкус американской мечты.

Задача Кальдерона проста: мальчик не должен попасть в больницу. Новоприбывших Хосе Чаку вместе с матерью найдут позже, в каком-нибудь промозглом переулке. Мертвыми. Что поделаешь — случайные жертвы насилия одной из местных банд.

Задание неприятное, но из-за вольной трактовки вопросов безопасности клиентом Кальдерона неизбежное.

Зазвонил мобильный телефон. Мелодия звонка принадлежала мистеру Конгу, наблюдателю у выхода.

— Видишь их? — поинтересовался Кальдерон.

— У нас проблемы — озабоченно ответил Конг. — Что-то идет не по плану.

— У нее останутся шрамы? — спросила женщина.

— Да, но совсем незаметные, — солгал Люк Маккена. Он знал, что у девочки самый сложный вид травм, невидимых и труднодоступных для обработки. Такие раны гноятся и не заживают. — Будет маленький шрам вот здесь, за ухом. Через несколько лет от него не останется и следа.

— На следующей неделе у нее день рождения — четыре годика. Мы как раз обсуждали предстоящую вечеринку, когда…

Мамаша сдавленно всхлипнула. Маккена аккуратно приподнял край раны хирургическими щипцами.

— Когда что?

— Когда мы упали с лестницы.

— Мы?

— Я несла ее на руках. — Тяжелый вздох. — Было так темно. Боюсь, я не смотрела под ноги.

Люк искоса взглянул на собеседницу.

— Обо что она ударилась головой?

— Я не заметила. — Женщина нервно заерзала на стуле и чуть подалась вперед. — Вы уверены, что с ней будет все в порядке?