Семь сокрытых душ - Наталья Калинина

С любовью – мужу

Воробей с лихой беззаботностью перескакивал с ветки на ветку до тех пор, пока вдруг не вспорхнул на подоконник. Ада подумала, что между этой пташкой и ею самой есть что-то общее: не беспечность, а та легкость, с какой воробей, перепрыгивая с одной ветви на другую, добирался до подоконника – как и она сама, без особых усилий преодолевая одно препятствие за другим, добивалась желаемого. Только воробьем двигало любопытство, а ею – целеустремленность.

– На тебя чем-то похож, – раздалось за ее спиной. Девушка вздрогнула, но не от неожиданности, а оттого что Сташков словно прочитал ее мысли.

– Чем это он на меня похож? – с неудовольствием спросила она, поворачиваясь к заму и скрещивая на груди руки. Сташкову, как ее незаменимому помощнику, позволялось многое, но сравнивать Аду с воробьем… Спасибо еще, что не при подчиненных!

– А есть в тебе что-то такое задорно-отчаянное, как у этой пташки, – кивнул Игорь на окно, из-за которого доносилось еле слышное царапанье птичьих лапок о жестяной подоконник.

«Не задорно-отчаянная не обладала бы всем этим», – мысленно ответила Ада, мельком окинув взглядом кабинет с евроремонтом, но вслух сказала совсем другое:

– На чем мы остановились?

Она слушала зама и ловила себя на том, что не может сосредоточиться. Голос Сташкова доносился до нее как-то прерывисто, будто говорил он по телефону, и на линии при этом то и дело случались помехи – Ада теряла нить разговора, отвлекаясь на собственные ощущения. Нечасто, но бывало, что ее интуиция, дававшая обычно ненавязчивые советы, вдруг начинала настойчиво «сигналить»: что что-то идет не так. Ей хорошо запомнился случай, когда они со Сташковым приехали на важные переговоры… Собственно говоря, переговоры – а до того всяческие «танцы с бубнами», как называл Игорь различные ухищрения в получении контактов и завоевании расположения нужных людей, – были проведены раньше. Оставалось лишь подписать суливший баснословную выгоду контракт. И вот наступил долгожданный день. Сташков, с утра пребывавший на нервах, во время общего завтрака не смог сделать ни глотка кофе, хотя был законченным кофеманом и ни один его рабочий день еще никогда не начинался без чашки эспрессо. А Ада в то утро не могла отвязаться от навязчивого, как изжога, ощущения, что заключать эту сделку им никак нельзя. И вроде бы не было никаких объяснимых причин воспринимать таким образом ситуацию, но девушка чувствовала себя неспокойно. Когда они со Сташковым уже садились в машину, чтобы ехать на встречу, она вдруг выхватила из кармана мобильный и набрала номер начальника службы безопасности:

– Сереж, а ну-ка пробей мне срочно…

– Да уже пробивали по всем каналам, Ада, – сочным басом отозвался Писаренков.

– А ты, мой хороший, проверь еще раз, – ласково, но с нажимом повторила она, – и тут же мне позвони.

Как в предсказуемом кино, звонок от Писаренкова раздался в тот момент, когда Ада уже занесла было ручку над документом, собираясь поставить подпись. Сташков, помнится, еще поморщился недовольно, но, справившись с собой, вновь лучезарно заулыбался надутому, как индюк, раскрасневшемуся от июльской жары представителю высшей банковской касты.

– Ясно, Сереж, – лаконично ответила Ада. С легким щелчком захлопнула крышечку мобильного и, обведя взглядом всех присутствующих за столом, весело произнесла: – Всем спасибо за внимание, но мы отказываемся от сделки.

Ее фраза возымела тогда эффект не разорвавшейся бомбы, а внезапно обрушившегося на землю вакуума: все звуки исчезли, банкир, по-рыбьи выпучив глаза, дергал себя за галстук, словно тот душил его, Сташков, онемев, замахал на Аду руками, беззвучно раскрывая и закрывая рот. И только она, чему-то весело улыбаясь, спокойно собирала со стола свои вещи. В машине, чуть придя в себя от потрясения, Сташков чуть не сожрал начальницу вместе с чулками за подобную выходку, но потом, уже в офисе, когда Писаренков еще раз повторил, на этот раз при Игоре, ту небольшую, но такую значительную информацию, на которую они изначально не обратили внимания, благодарил Аду за предусмотрительность. Сделка, сулившая выгоду, в итоге обернулась бы для них не только большими потерями, но и подорванной репутацией.

Вот и сейчас она ощущала такое же беспокойство, как в то памятное утро. Сташков говорил о будничных, текущих делах, но тревога в ее душе почему-то не унималась. И теряла Ада нить разговора потому, что пыталась понять, чем это неприятное ощущение вызвано.

– Ада, ты меня слышишь? – прервал себя на полуслове Игорь.

– Слышу, – машинально ответила она.

– Слышишь, но не слушаешь, – пожурил ее Сташков. Ада хотела возразить, но вдруг покладисто вздохнула:

– Ты прав. Наверное, я плохо выспалась.

– Тогда, может, по кофе? – спросил зам и, не дождавшись ответа, нажал кнопку селектора: – Лина, сделай нам два кофе.

Ада незаметно улыбнулась, подумав, что с кофеманией Игоря бесполезно бороться. Мог бы оставить без внимания реплику о том, что не выспалась, так нет, моментально обратил ее слова в свою пользу – кофе-паузу! Но именно после того, как произнесла эту фразу, Ада внезапно поняла причину своей тревоги. И, как только пришло осознание, что беспокойство вызвано привидевшимся ночью кошмаром, немного успокоилась. Смешно, ей-богу, впадать в панику из-за сна! Хотя он и оказался очень неприятным.

Ей снилось, будто лежит она голая, раскинув руки и ноги «звездой», на каменном полу в зале с высоким потолком, подпираемым растрескавшимися колоннами. По плитам разметались ее длинные волосы, какими они были в прошлом (в настоящем уже какой год Ада носит короткую стрижку). Лицо свое она увидела белым и застывшим, словно гипсовая маска. Распахнутые глаза с сильно расширенными, почти поглотившими радужную оболочку зрачками казались стеклянными, как у куклы, из-за отсутствующего в них выражения. На приоткрытых губах запеклась кровь, левую щеку от виска до уголка рта рассекал глубокий порез. Пальцы на руках были скрюченными и напоминали лапы хищной птицы. Ада видела себя словно со стороны – это лишь ее тело лежало на полу, а сама она находилась вовне. Смотреть на себя было и страшно, и неприятно. Но уйти или хотя бы отвернуться она не могла. И вдруг на живот ее распластавшегося тела упала тень, и кто-то, шагнув вперед, на какое-то мгновение загородил лежащую девушку собой. Но тут же фигура резко развернулась, и девушка вместо лица увидела страшную маску. И почувствовала, что оторвалась от пола, но не воспарила, а стремительно полетела навстречу этой увеличившейся до гигантских размеров маске, чей открытый рот превратился в воронку…

После пробуждения сон выветрился из памяти, оставив лишь ощущение паники. И вот сейчас вспомнился. Привидится же такое!

– Ада, да что с тобой сегодня? Ты себя хорошо чувствуешь?

Оказывается, она, увлеченная воспоминаниями о своем сне, не заметила принесенного Линой кофе и, будто выпав в другую реальность, сидит за столом, машинально черкая ручкой на лежащем перед ней листе бумаги. Пытается нарисовать маску, которую видела где-то еще…