Призрак музыки - Александра Маринина

Жизнь – как детектив

При чтении некоторых (впрочем, чего уж там лукавить –многих) доморощенных детективов вспоминается анекдот про «нового русского»,побывавшего в Третьяковской галерее и на вопрос приятеля «ну и как?» строгательным простодушием отвечающего: «Ничего. Бедненько, но чистенько…»

И действительно, сюжет их, как правило, обезоруживающечист, т.е. прост: преступник – прячет, сыщик – ищет, в это незамысловатоеварево подмешивается изрядная порция жутковатых сцен (пытки в подвале, взагородном коттедже, дьявольские эксперименты в тайной лаборатории, взапутанном подземелье и т.п.), изрядная порция секса (длинноногие блондинки,наивные простушки, по глупости вляпавшиеся в криминальные разборки, опытныегетеры-соблазнительницы и т.п.), немного намеков на текущую политическуюситуацию, на некие неведомые, но могущественные спецслужбы… Главное, чтобычитатель не особенно задумывался, не искал логики ни в сюжете, ни в мотивировкетех или иных поступков героев, а мчался по кочкам сюжета не останавливаясь.А для этого побольше динамики, действия, сплошного нон-стоп, чтобы измрачного подвала прямиком в постель красотки, с корабля на бал, из огня вполымя… Глядишь, читатель и проглотит. Немудреный рецепт, немудреное блюдо,немудреный едок (т.е. читатель). Но… Как раз с «едоком» все немного сложнее.Оказывается, что он не так уж и прост. Его, видите ли, на мякине не проведешь –подавай ему что-нибудь покачественнее, чем гамбургер на отечественный лад.

Ведь как ни крути, а романы А. Марининой побивают всерекорды и по тиражам, и по интересу читателей. Все-таки она – «царица русскогодетектива», а не многочисленные творцы чтива под «кроваво-сексуальным» соусом.Кроме сквозных героев (и главной героини, разумеется), ничего извышеперечисленного в ее романах нет. Страшненькие подробности, неизменныеспутники любого преступления, подаются в ее романах без всякого причмокивания исмака. Только то, что необходимо для дела. Сексуальные сцены вовремя и оченьделикатно погружаются в тьму (как в старых добрых и целомудренных фильмах).«Остренькие» эпизоды отнюдь не громоздятся друг на друга подобно валамбушующего моря. Какое там: пространные описания погоды (например, жары в«Призраке музыки» или бесконечной московской осени чуть ли не в каждом романе),семейных обстоятельств той же Каменской или Селуянова, анализ взаимоотношений вгруппе Гордеева-Колобка, подробное исследование психологии того или иногоперсонажа.

В общем, жизнь как жизнь. Общественный транспорт,бытовые проблемы, семейные праздники. Герои Марининой просто живут, как все мы,просто работают.

Но, кроме того, они еще и думают, и не только аналитик отбога Каменская, но и преступники. Они тоже у нее не лыком шиты и дело своезнают. «Если бы у меня не было фантазии, я бы не довел до конца ни одноуголовное дело…» – говорит один из персонажей «Призрака музыки», выступающийздесь и как следователь, и как преступник. Вот и Каменская все думает, думает…И оказывается, это качество ужасно импонирует читателю, оказывается, чтоему тоже интересно думать вместе с этой странной подполковницей. Ему вообщеинтересно думать и сотворчествовать. С безголовым роботом, исправномашущим кулаками и другими органами, ему не так интересно.

– Где доказательства? – спрашивают у Каменской.

– Нигде, – устало отвечает она, отвлекаясь от логическивыверенной, психологически мотивированной, единственно верной картиныпреступления, сложившейся в ее мозгу. Но картина есть – значит, будут идоказательства. Как их добыть? Каменская подумает. А вместе с ней ичитатель. Может, он и не додумается, но зато от души восхитится умозаключениямиАнастасии. Ведь Маринина не «дурит» читателя, она дает ему все (или почти все)карты в руки – пожалуйста, думай. Может, в том-то, что не «дурит», а думает ипредлагает подумать, и заключен секрет успеха ее произведений? А может, втом, что уловила одну характерную черту нашего времени: все мы живем(поглядите-ка вокруг) словно бы в детективном романе, все время происходитчто-то нехорошее, а злодей неизвестен, да и развязка совершенно непредсказуема.А мы живем, страдаем от жары, от бесконечной московской осени, радуемся,простым житейским удачам, стараемся понять, что происходит с нами, чтопроисходит вокруг…

Жизнь как детектив.

Детектив – это трудно.

Сергей Николаев

Ему было хорошо. С утра он принял дозу, и теперь егодуша купалась в чувстве глубокого и непоколебимого покоя. Даже изнуряющаямногодневная жара его не злила. Так бывало всегда после дозы: жарко – хорошо,холодно – тоже хорошо, сидеть хорошо, лежать хорошо. Все хорошо, ничего небеспокоит.

Но мозг работал на ускоренных оборотах, и это тоже былопоследствием принятия дозы. Жара была хороша не только сама по себе, но ипотому, что в это воскресное утро в Москве надо было очень постараться, чтобынайти праздного прохожего. Кто мог – уехал за город, кто не мог – сидел дома свключенным кондиционером или, на худой конец, с зашторенными окнами, имало находилось не жалеющих себя психов, которые шатались бы по улицам бездела. Еще бы, на солнце – тридцать девять, в тени – тридцать пять, кругомраскаленный, пышущий жаром камень домов и ни малейшего дуновения ветерка.А если добавить к этому выхлопные газы, которые, кажется, никуда недеваются, не тают, не растворяются и не уносятся, а висят ровно в том месте,где появились из автомобильной трубы… Короче, ясно, что, ежели человек себяхоть мало-мальски щадит, он ни за что на свете не станет просто такшляться по московским улицам в этот замечательный солнечный июньский день.

«Шкода Фелиция» цвета «баклажан», а проще говоря – темно-фиолетовая,стояла там, где ему и сказали, перед домом номер восемь. Он остановился рядом,прикуривая, уронил зажигалку, едва заметным движением ботинка послал ее чутьдальше, под машину, и присел на корточки, чтобы достать. Ну вот и порядок,радиоуправляемое взрывное устройство прилеплено к днищу под местом водителя.Выпрямившись, он прикурил и не спеша пошел вперед. И лавочка подходящаянашлась – правда, на самом солнцепеке, но это ничего, это тоже хорошо. Была быв тени, обязательно какая-нибудь бабка настырная явилась бы воздухом подышать,а так он гарантирован от неудобного соседства.

Он уселся на скамейку, нацепил на голову наушники, щелкнулкнопкой висящего на поясе плейера и погрузился в музыку. Сегодня с утра ондолго выбирал, какие кассеты взять с собой, ведь не исключено, что ждатьпридется долго. Перебирал, перебирал, откладывал в отдельную стопочку, потомснова придирчиво пересматривал отложенное и ставил на место, и сноваперебирал. Наконец сделал свой выбор. Баллады «Тень луны» и Шотландскую симфониюМендельсона. Баллады привлекали его своей прохладной сумеречностью, они былипрозрачными, грустными и, несмотря на четкий ритм, неторопливыми и несуетными,какими-то нездешними.

По пути сюда он успел прослушать всю кассету с балладами итеперь, усевшись на скамейку неподалеку от фиолетовой «Фелиции»,приготовился слушать Мендельсона. Даже не слушать – вкушать. Это было совсемособое удовольствие, доступное далеко не каждому. Во внешнем мире – отупляющаятяжелая жара, горячий воздух, который даже вдыхать противно, а из наушниковпрямо в его голову дует ураганный ветер, грохочет гром, сверкает молния, льетпроливной дождь. Каждый раз, слушая Шотландскую, он представлял себе суровыйпейзаж, скалистые горы, глубокие ледяные озера, темно-зеленые густые леса.И над всем этим холодным великолепием парит одинокая хищная птица.И ветер с дождем…