Персиковый мед Матильды - Анна Данилова

1. Раушенбург

Кристина Эш ужинала в одиночестве тушеной капустой, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Она сидела на диване, на коленях стоял поднос, под спину была подложена большая удобная подушка. В доме было тихо, даже звук телевизора был приглушен, и герои сериала разговаривали как-то неестественно тихо, словно им была понятна глубокая печаль, накрывшая с головой пятидесятилетнюю фрау Эш и не позволявшая даже им нарушать тишину впавших в анабиоз чистых и словно омертвевших комнат. Еще недавно, как казалось Кристине, в доме было пусть и не так чисто, повсюду были разбросаны какие-то вещи, расчески, колготки, звучала музыка, пахло духами и теплым тестом, но это была сама жизнь. Матильда, тридцатилетняя дочь Кристины Эш, веселая и не совсем серьезная молодая женщина, любившая жизнь во всех ее проявлениях, исчезла бесследно ровно год тому назад. Вышла из дома, как говорится, и не вернулась. Йохан, младший брат Матильды, был уверен, что сестры уже нет в живых. «Пойми, – говорил он мягко матери, пытавшейся убедить сына в том, что его сестра жива, просто попала в сложную ситуацию, – пойми, если бы Мати была жива, разве она не позвонила бы тебе, как ты думаешь? Или она забыла, как пользуются телефонами? К тому же все ее теплые вещи на месте, да и чемодан тоже… Она хоть и была рассеянной и несобранной, сама знаешь, какой была наша Мати, но не до такой же степени, чтобы смыться из дома, не прихватив с собой ни одной вещички. А вещи у нее все хорошие, дорогие, не думаю, что она оставила бы их просто так, не подумав о том, что они могут ей пригодиться». Когда Йохан так говорил, Кристина просто сходила с ума от отчаяния: она больше всего хотела бы, чтобы сын разделил ее надежду на возвращение Матильды, ей так нужна была его поддержка. Но Йохан был человеком, твердо стоящим на ногах, и не верил в то, что Матильда воскреснет. Да, он именно так и говорил: «Не воскреснет». Словно она была уже мертва…

В капусте попадались кусочки колбасы, и Кристина тщательно их прожевывала. Мати любила ее капусту, как вообще любила все, что мать готовила. Да и сама Матильда была прекрасным кулинаром, а уж печь умела так, как никто другой во всем Раушенбурге. Вот только применения своим способностям так и не нашла, не сумела выйти замуж, родить детей – жила себе как бабочка, порхала из одной мужской постели в другую, брала от жизни все, что только попадалось под руку, радовалась, как умела. А уж какая неприхотливая была Мати – все мужчины ей нравились, в каждом она умела разглядеть что-то хорошее. Даже в пьянице Петере Геллере она нашла бездну доброты, простодушия, щедрости. Чуть замуж за него не вышла. Может, и вышла бы, не угоди Петер под колеса грузовика.

Солнце село, окна загорелись теплым оранжевым светом, мягкие продолговатые тени деревьев легли на стены. Послышался звук отпираемой двери – пришел Йохан. Кристина вздохнула, поставила поднос на столик, встала, пошевелила плечами, чтобы выпрямить спину, покрутила головой, пригладила волосы ладонями. Вздохнула и пошла навстречу сыну.

Йохану было двадцать восемь, и в этом году он собирался жениться на Марте, своей невесте, жившей в Мюнхене, но готовой сразу же после свадьбы переехать сюда, в Раушенбург, к Йохану и его матери. К счастью, Кристина и Марта быстро поладили. Все страхи, связанные у Кристины с появлением в ее жизни снохи, исчезли, когда она поняла, что ей не придется делить сына с чужой женщиной. Марта любила Йохана, и Кристина не восприняла ее как чужую. Девушка как-то легко нашла в Кристине близкого и родного человека, была спокойна, рассудительна, предупредительна. Да о такой снохе можно было только мечтать. Жаль только, что она приезжала в Раушенбург не так часто, как бы этого хотелось Кристине. Йохан периодически ездил в Мюнхен за деталями для своей автомастерской и там, в доме родителей Марты, оставался ночевать. Его там любили и считали дни до свадьбы.

– Мама? – Йохан остановился на пороге гостиной и уставился на мать так, словно не ожидал ее здесь увидеть. Он был бледен, лицо его даже показалось Кристине сероватым, по лбу струился пот.

– Йохан, что с тобой? Ты заболел? – встревожилась она. Подошла и внимательно осмотрела лицо сына. – Ты что молчишь? Что-нибудь случилось? С Мартой? Она в порядке?

– Мама… Ты только успокойся… Ничего, слышишь, ничего не произошло. И с Мартой все в порядке, она жива и здорова. Мы с ней только что расстались… Сядь.

Когда он говорил «сядь», это могло означать только то, что он готовил мать к какой-то дурной новости. Но если с ним и с Мартой все в порядке, то остальное теперь не имело для нее никакого значения.

Она послушалась его и села на диван, облокотилась на подушку и подняла на сына отчего-то повлажневшие глаза. Да, конечно, сейчас он скажет ей что-то нехорошее… Но что? После того как пропала Мати, разве может ее что-то всерьез встревожить? Главное, с Йоханом и его невестой все слава богу.

– Мама, я сейчас пройду в свою комнату, потом позову тебя, и ты поднимешься, хорошо?

– В комнату? Йохан, ты пугаешь меня! Что у тебя там… в комнате?

Она подумала вдруг, что Йохан все-таки заболел и хочет раздеться и показать матери что-то, может, опухоль, или ссадину, или… огнестрельную рану? Отчего он такой серый?

– Йохан, скажи только: ты не болен?

– Нет же, мама, не болен! – нервно бросил он и достал из кармана телефон. – Когда я тебя позову, поднимайся, хорошо? Я просто кое-что заснял на телефон и теперь хочу показать тебе на компьютере, в увеличенном виде. Вот и все.

Она слабо улыбнулась. Фотография. Что-то испугало ее сына, раз он хочет ей это показать. Главное, повторила она про себя в который раз, с Йоханом все благополучно.

Он позвал ее минут через десять. Не сказать, чтобы она сильно переживала. Больше того, она встала и унесла поднос с остатками еды и грязной тарелкой на кухню. Старалась держаться, чтобы не отключиться, не упасть в обморок, как на прошлой неделе. Шла себе вот так же с подносом да вдруг лишилась чувств. Очнулась на полу, среди осколков посуды, на ковре – разлитый томатный суп. Пришлось чистить ковер.

Она услышала голос сына, звавшего ее к себе в комнату, нервным движением вытерла и без того чистые сухие руки о фартук и направилась к лестнице. Поднималась тяжело, с бьющимся сердцем.

Вошла и сразу же посмотрела на экран компьютера. Ей показалось, что она видит какую-то темную, непонятную картину. И, только приблизившись, она поняла, что это снимок леса. Темно-зеленые ели, фрагмент лилового неба, а в глубине – какое-то светлое пятно.

– Мама, сядь. – Йохан придвинул к столику еще один стул для матери, взял ее за руку и усадил рядом с собой. – Смотри… Это лес. Ты знаешь это место, рядом с замком «Зоммерберг».

– Конечно, знаю. Лора Бор, ты же знаешь, мы были когда-то подругами… Ты не знаешь, кстати, как идут ее дела? Много ли туристов?

– Не знаю. Вот навестишь ее и спросишь сама. Мама, посмотри внимательно на этот снимок. Я потом покажу тебе и другие.