Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона - Жорж Сименон

ЛЮДИ, ЖИВУЩИЕ ПО СОСЕДСТВУ

Я никогда не пишу предисловий, потому что считаю себя простым рабочим, а ведь изделие, как и роман, либо получилось, либо нет.

Увы! Мы все стареем, и с возрастом приходит опыт, так что сегодня, увидев, что некоторые из моих персонажей восстают против меня и тащат меня в исправительный суд, я хочу принять определенные меры предосторожности, прежде чем выпустить в свет новых героев.

«Люди, живущие по соседству» обитают в Батуми, в русском нефтяном порту. Я не так давно оттуда вернулся, и после нескольких недель советского гнета до сих пор испытываю некоторую стесненность; так, например, прежде чем приступить к обильной трапезе, стараюсь убедиться, что за мной не наблюдает никто посторонний.

«Люди, живущие по соседству» существуют; все, без исключения, так как я никогда не был способен выдумать ни того или иного героя, ни декорации, ни даже само приключение.

Квартира Адил-бея существует, как существуют комната Сони и особняк Пенделли, пляжи, огороженные колючей проволокой, бронзовый Ленин и клубы.

Джон существует… Неджла тоже…

Как и тысячи персонажей, которых я оставил позади, сам не знаю в каком количестве книг. Если честно, как я, не будучи Богом-Отцом, смог бы создать столько людей?

Следует лишь заметить, что они не совсем такие, как в моих историях, живут не в тех местах, куда я их помещаю, имеют не ту профессию, не ту национальность и даже не те нос или шляпу.

В моем романе Адил-бей — турок, Амар — перс, Пенделли — итальянец. Я обожаю турок, у которых не так давно прожил несколько недель, я не имею ничего против персов, а мои лучшие друзья обитают в Италии.

Но в Стамбуле меня спросили: «Почему вы остановили свой выбор на турке?»

Почему? Да потому! Ну, прежде всего потому, что он должен быть консулом какой-то страны. А еще потому, что в другом месте, на севере России, я встретил именно такого консула, или почти такого же. А еще потому…

Потому что, прежде всего, это так и есть. Вы меня понимаете? Никто не спорит с самим собой. Никто не спрашивает самого себя: «Он будет турком, или греком, или румыном?»

Он рождается турком в вашей голове, с определенным именем, лицом, гражданством, как турок рождается в Анкаре. К несчастью, десять Адил-беев узнают в нем себя, все те, у кого вы позаимствовали ту или иную черточку, и даже все те, кого вы никогда не видели.

Я написал роман. Батуми настоящий. Люди настоящие, История настоящая.

Или лучше скажем так: каждая отдельная деталь правдива, но вот, их совокупность ложна…

Нет! Совокупность правдива, а каждая деталь ложна…

И вообще, я не это хочу сказать. Это роман, вот так! Разве этого слова недостаточно?

А что касается меня, то я предпочитаю писать романы, а не объяснять их.

Жорж Сименон [1]

— Не может быть! У вас есть белый хлеб!

В гостиную вошли двое персов, консул и его жена, и именно эта дама принялась бурно восторгаться, оказавшись перед столом, на котором красовались ровные ряды изысканных сэндвичей.

А всего лишь минуту назад Адил-бей услышал:

— В Батуми всего три консульства: ваше, персидское и наше. Но персы не внушают доверия.

Это сказала госпожа Пенделли, жена консула Италии, который, устроившись в кресле, курил тонкую сигарету с розовым кончиком. Обе женщины, сияя улыбками, встретились в центре гостиной точно в ту секунду, когда звуки, до этого бывшие всего лишь неясным шумом солнечного города, усилились и внезапно взорвались мелодией духового оркестра где-то на углу улицы.

Все высыпали на веранду, чтобы взглянуть на процессию.

Новым человеком среди присутствующих был лишь Адил-бей, совсем новым — в Батуми он приехал сегодня утром. В консульстве Турции мужчина обнаружил служащего, прибывшего из Тбилиси и временно исполняющего обязанности главы ведомства.

Именно этот служащий, который уезжал обратно в Тбилиси сегодня вечером, и привел Адил-бея к итальянцам, для того чтобы представить нового консула двум его коллегам.

Музыка звучала все громче и громче. Уже было видно, как блестят на солнце медные инструменты. Возможно, мелодия не была веселой, бравурной, но все же она казалась бодрой и заставляла дрожать все вокруг: воздух, дома, город.

Адил-бей заметил, что консул Персии подошел к служащему из Тбилиси и они принялись тихо беседовать.

Затем все внимание турка сосредоточилось на процессии, потому что за духовым оркестром показался гроб, выкрашенный в ярко-красный цвет. Этот гроб несли на плечах шестеро мужчин.

— Это что, похороны? — наивно поинтересовался мужчина, оборачиваясь к госпоже Пенделли.

И она сжала губы, чтобы не рассмеяться, настолько был ошеломлен ее собеседник.

Это были похороны, первые похороны, которые Адил-бей увидел в СССР. Музыканты духового оркестра были одеты как члены гимнастического общества: все в белом, белые холщовые туфли на ногах и массивные красные эмблемы на сердце. Гроб выглядел плохо сколоченным, плохо покрашенным, но при этом ослепительно-красным. Что касается людей, шедших сзади, то они походили на любых других людей, следующих за оркестром. На ком-то были рубашки, на ком-то свитера, женщины облачились в белые хлопковые платья, позволяющие увидеть голые ноги, и лишь двое мужчин были в пиджаках и галстуках, без сомнения, какие-то руководители; виднелось множество бритых черепов, а в последнем ряду выделялся молодой человек, взгромоздившийся на великолепный новенький велосипед. Чтобы не потерять равновесие, юноша выписывал зигзаги и время от времени опирался рукой на плечо девушки.

Проходя мимо здания консульства, каждый из участников процессии поднимал голову и смотрел на иностранцев, расположившихся на веранде.

— О чем они думают? — прошептал Адил-бей.

Персиянка, услышавшая его вопрос, цинично заметила: