Одесский листок сообщает  - Николай Свечин

Глава 1 Без помощника

В середине марта 1909 года к Лыкову пришел Азвестопуло и положил на стол какую-то бумагу.

– Что это? – спросил коллежский советник.

– Прошение на имя министра внутренних дел, – пояснил Сергей.

Алексей Николаевич взял лист и начал читать. Его помощник просил министра перевести его на службу в Одесское градоначальство по семейным обстоятельствам.

– Объясни, что случилось, – потребовал Лыков, снимая очки.

– Отца вчера хватил удар. Соседка прислала телеграмму. Он в сознании, но не двигается и не говорит. Надо переводиться, другого выхода нет. Матушка…

Сергей запнулся, потом продолжил:

– Сами понимаете: кому нужны два беспомощных старика?

Лыков понимал. Мать Азвестопуло уже десять лет как была парализована. Отец Сергея за ней ухаживал, поскольку на сиделку пенсии не хватало. Сын помогал, пока Лыков не забрал его в столицу. Каждую сэкономленную копейку он отсылал в Одессу и несколько раз в год навещал родителей. Вечно так тянуться не могло. Коллежский советник ожидал другого исхода, ожидал и страшился: Сергей очень любил матушку… Но жизнь распорядилась иначе. М-да…

– Съезди, проведай и возвращайся, денег на сиделку я дам.

– Ага! Двое лежачих – кто заменит им сына? Как я смогу остаться здесь?

– Я и говорю: съезди. Узнай, в каком состоянии отец. Может, Манол Георгиевич отойдет? Удары разные бывают. Не спеши с рапортом министру. Сядь.

Азвестопуло сел, на нем не было лица.

– Возьми отпуск по семейным обстоятельствам на две недели. Там будет видно. Мария с тобой поедет?

Титулярный советник замотал головой:

– Она плохо переносит беременность. Да и какой там от нее толк с брюхом?

Молодая жена Сергея была на шестом месяце.

– Правильно, скатайся сначала один. Займи у меня двести рублей и езжай, рапорт у Зотова я сейчас подпишу. И не кисни раньше времени, ты пока ничего не знаешь. У Благово тоже случился удар, и что? Год еще после этого прожил, и ходил, и разговаривал, только буквы забыл.

Лыков заставил помощника переписать рапорт и отправился к директору департамента. Им сейчас являлся действительный статский советник Зотов. Трусевич с 9 апреля подал в отставку и теперь ожидал назначения сенатором. Максимилиан Иванович взбрыкнул, поскольку почувствовал себя оскорбленным. Дело в том, что в МВД была воссоздана должность товарища министра – заведывающего полицией. И Трусевич почему-то решил, что это место открыли для него… Он уже позвал на банкет своих приятелей, обдумывал меблировку нового кабинета. Неожиданно товарищем министра был сделан Курлов. Генерал служил начальником Главного тюремного управления, а до того шесть месяцев исполнял обязанности вице-директора Департамента полиции. То есть был у Трусевича в подчинении. И вдруг выскочил в начальники! Такого самолюбивый пан стерпеть не мог и написал прошение об отставке.

Алексея Николаевича эти пертурбации не занимали. Конечно, с Трусевичем у него ладилось, хотя иной раз они сцеплялись. Но и Павел Григорьевич Курлов являлся умным человеком, пусть и интриганом с тяжелым характером. Однако положение коллежского советника в департаменте было твердым. Столыпин, давно отошедший от ежедневного управления МВД, часто дергал сыщика через голову непосредственного начальства. Зотов, аккуратный служака и опытный бюрократ, относился к этому спокойно. Лишь бы его не трогали…

Нил Петрович выслушал Лыкова и тут же завизировал рапорт титулярного советника Азвестопуло. Полицейские заскочили в банк, сняли со счета Алексея Николаевича деньги, после чего разделились. Сергей поехал к себе собирать вещи, а его начальник отправился в билетные кассы. Он предъявил служебный проездной и выписал билет до Одессы на ближайший курьерский поезд. Махинация была противозаконной – Азвестопуло не полагался бесплатный проезд, – но экономила ему сорок рублей. И Лыков без зазрения совести использовал свое привилегированное положение чиновника особых поручений.

Он довел дело до конца: забрал Азвестопуло из дома, отвез на вокзал и лично посадил в вагон. На прощание сказал:

– Как только разберешься, телеграфируй.

Остаток дня Алексей Николаевич был хмур. Он привык к Сергею, ценил его, и потеря такого помощника поставила бы его в весьма затруднительное положение. Ольга Владимировна пыталась утешить мужа:

– Не спеши тужить. Я знаю много случаев, когда люди после инсульта выздоравливали.

– Здесь другое, – вздохнул сыщик. – Даже если отец Сергея оправится, все равно он будет уже не тот. И ухаживать за больной женой ему станет не по силам.

– Наймет сиделку.

– Ни ему, ни сыну это не по карману. А деньги у меня Сергей брать стесняется – не с чего отдавать. Когда же Мария разродится, тем более каждая копейка будет на счету… Нет, плохо дело.

Алексей Николаевич помолчал, колебался, говорить или нет. Потом продолжил:

– А еще в Одессе ему находиться опасно. Могут припомнить старое.

– Кто? Уголовные?

– Да. Вот времена настали, язви их в душу!

– Не бранись, а поясни, – остановила мужа Ольга Владимировна. – Насколько это вероятно? Напасть на чиновника полиции – висельное преступление. Много ли найдется таких отчаянных?

– Раньше, ты права, это не могло присниться и в страшном сне. А после пятого года все переменилось. Нас убивали как собак, от Варшавы до Читы. И в той же Одессе немало пролилось крови. Когда я забрал оттуда Сергея, он был «демоном» – полицейским агентом, внедренным в банду. Три десятка налетчиков поехали на каторгу, двоих повесили, одного пристрелили при аресте. И это еще не самое плохое.

Лыков нахмурился, как сыч:

– Хуже всего дело, что мы дознавали в прошлом году. Тогда в Тираспольском уезде, в селе Слободзея, размозжили голову еврею-арендатору. И тем же способом убили всю его семью: жену и семерых детей. Еще тетку и случайно зашедшего к ним в дом учителя. Общим счетом порешили одиннадцать человек.

Супруга торопливо поставила стакан с горячим чаем и прижала руки к груди:

– Не может быть! И детей не пощадили?

– Самой маленькой тоже проломили голову, но она выжила. Остальные нет.

– Что же это за люди такие?! Как у них рука поднялась на крошек?

– А они и не люди. Скорее из числа зверей.

Сыщик встал и принялся ходить по гостиной.

– Всю свою жизнь я избавляю от них общество! А они не переводятся. Конечно, даже самый кровавый психопат скорее отберет жизнь у взрослого, а дитя стороной обойдет. Настоящих зверей единицы. Но ведь нет-нет да опять отыщется такой!