Последний еврей из КГБ - Борис Барабаш

«Сионистский заговор» и устранение Берии положили конец приему евреев на ответственные посты в службе разведки и ЦК партии. Насколько я знаю, в Комитете госбезопасности в 1960-70 годах работали два рядовых оперативных работника-еврея…»

Моим родителям посвящается

Одесса. 1970 год.

Море неспешно покачивало лодку. Осколки солнца блестели на волнах. Мы с отцом держали удочки в руках. Клёва не было.

– Рыба ушла на обед, – сказал папа.

– Так вот, здесь обед, – ответил я. – Пусть приплывают.

– То не то, – сказал папа, и мы замолчали.

Как гидроакустики с подводной лодки, мы вслушивались в глубину. Рыбалка на море – это не рыбалка на реке. Здесь поплавки неуместны. Забросил удочку, грузило достало дна, натянул леску, и жди, пока бычки, глосса или даже скумбрия не обратят на тебя внимание. Если это случится, ты об этом узнаешь. Они, каждый по-своему, начнут обгладывать наживку. Вот тогда держись! Надо умело выбрать момент, подсечь рыбку и тащить.

Но пока этого не произошло, мы с отцом сидели в лодке, и каждый думал о своем. Мне, 12-летнему пацану, жизнь нравилась. Лето, каникулы! Еще столько впереди! Вся жизнь! Когда становилось жарко, я прыгал из лодки в море. Там я плавал среди медуз, подводных скал и водорослей. Вокруг – ни души. Не считая рыб и чаек. Одни – в воде, другие – в небе. Но судьбы их пересекались. Чайки с криком неслись над водой. Потом быстро, зигзагами падали в море. Держа в клювах рыбку, возвращались в небесную высь.

Мне было интересно за всем этим наблюдать. Но папе надоело ждать.

– Не! Нема клёва, – сказал он. – Шё ты будешь делать? Надо переплывать в другое место. Не?

– Давай, – согласился я.

Отец завел мотор, и мощный «Mercury» стал уносить нас все дальше от Одессы.

– Па!

– Шё?

– А как тебе разрешили купить этот движок?

– А чего ты вдруг спрашиваешь?

– Просто.

– Не. Не просто. Ты шё-то хочешь. Так шё ты имеешь в виду?

– Ну, этому дяде, который его привез в Одессу, не разрешили же? Ты ж сам рассказывал. А тебе разрешили.

– Тому дяде не разрешили, потому что Одесса – пограничная зона. Тут такие моторы нельзя. Они мощнее, чем у пограничников. Человек, вдруг, возьмет, и уплывет в Турцию. Понимаешь?

– А на реке такой мотор можно?

– А зачем на реке такой мотор? Всю рыбу распугаешь. Да и куда там быстро плыть? Плыви себе потихонечку, и смотри по сторонам.

– А-а! Поэтому в магазине только мотор «Прогресс» и есть?

– Ну… примерно.

– Так если так, чего тебе разрешили?

– От ты…! Как банный лист!

– Я просто спросил.

– У нас в стране нет ничего простого. Свежий хлеб просто так не купишь. А ты хочешь такой мотор. Всё не просто! Очень не просто!

Отец замолчал. Он держал руль и смотрел вдаль. Я сунул руку в воду. Она упругой лентой обтекала кисть. Мы соревновались, кто кого. Иногда вода побеждала меня, но иногда и я её. Мы шли уже с полчаса. Отец повернулся ко мне.

– Ты обиделся?

– Нет.

– Не обижайся. Ты иногда такие вопросы задаешь, шё я не знаю, шё ответить. Смотри. Шё там? Шё-то вроде бухты. А?

– Угу.

– О! Так есть предложение. Давай пристанем, и позавтракаем. Хочешь?

– Давай.

– О! То, шё надо! Покушаем и поговорим. Идет?

– Угу.

Отец сбросил газ, и направил лодку к берегу. У меня захватило дух. Приключения! А вдруг это необитаемая земля? Мы – робинзоны! Хотел об этом спросить папу, но, посмотрев на него, передумал. Он бы посмотрел на меня, как доктор на пациента, и спросил: «Необитаемая земля…? В Одессе…?»

Недалеко от того места, где мы расположились, бил родничок. Вода в нем была холодной, пресной и невкусной. Но мы ей были рады. Можно было напиться, смыть соль, пополнить запасы, и даже сделать чай. У папы было всё, и на все случаи жизни. В лодке находились самые необычайные вещи, и я всегда поражался, как ему удавалось всё предусмотреть.

Пока отец привязывал лодку, готовил завтрак и кипятил на спиртовке воду, я бродил по берегу. Первые же шаги убедили меня в том, что земля эта – обитаема. И чем больше я бродил, тем больше в этом убеждался. Но ни битые бутылки, ни мусор, ни даже надпись: «Быстрик – хрен!» не смогли во мне убить дух приключений. Еще больше меня занимало то, почему папа не захотел отвечать на такой простой вопрос о лодочном моторе. Это на него не было похоже. Папа всегда отвечал на мои вопросы. И не просто подробно. Он уходил в такие дали, что не всегда можно вспомнить, а какой, собственно, вопрос был задан. Возвращаясь на зов отца, я твердо решил разгадать тайну мотора.

Мы уселись у клеенки. Она играла роль стола. Мясистые помидоры, огурцы, колбаса и вареные яйца манили меня своим видом и запахом. Поспел чаёк. Несмотря на жару, он был к месту. Батя мазал хлеб паштетом. Рай! Наелся я быстрее, чем ожидал. Захотелось спать. Встали-то мы рано. Не было еще и четырех. Пешком до моря. Погрузка в лодку. А потом – свежий ветер в лицо. Разомлев от еды и солнца, я задремал. Но тут заговорил отец, и сон унесся в никуда.

– Я вот о чем подумал. Ты уже взрослый мальчик. Рано или поздно, но все равно надо было с тобой поговорить. Так чего не сейчас? Тем более, шё ты задал этот вопрос. О том, чего мне продали мотор. Раз ребенок спрашивает, надо отвечать. А то, шё же это получается? Ерунда. А? Правильно? Во! Так я тебе сейчас шё-то расскажу. Может быть, я все не успею. Это – долгая история, а нам еще надо шё-то поймать. Не поймаем, придется заскочить на «Привоз». Купить там. А то, шё мама скажет? Тоже мне, рыбаки! Не. Она так не скажет, конечно. Это я шучу. Но сидеть тут до зимы мы тоже не можем. Поэтому шё успею, то успею. Но, хотя бы начнем. Идет?

– Конечно, па!

– Ну, так вот, слушай. Начну по-порядку. Ты слышал такое слово «КГБ»?

– Конечно! А кто не слышал?

– И шё ты слышал?

– Что люди его боятся.

– Боятся… И правильно делают. Оно для того и создано, шё б боялись.

– Па! Ты ж о моторе хотел рассказать.

– Ну да! А я о чем? Я о моторе. Это начало моего рассказа. Слушай сюда. В Одессе пограничники дают разрешение на то, чтобы можно было купить и лодку, и мотор. Понимаешь? Человек покупает это всё, и становится на учет. Это как при покупке машины. Для чего? Для того чтобы кто-то не захотел отсюда уплыть. А если таки уплывет, так его быстро поймают, и будут знать кто, шё, и почему.