Рассказы о природе - Эдуард Успенский

Хозяйственная собака на белорусском хуторе

Я люблю интересных животных. Мне однажды мой друг журналист Алик Прокопчик говорит:

— Поехали на хутор к леснику Ивану Белоусу, у него свинья есть непомерной длины. Ты таких еще не видел.

Вышли мы с ним на дорогу, сели на попутный грузовик и стали на хутор добираться. Сначала на грузовике, потом на тракторе ехали.

Смотрю, из калитки выходит свинья, большая-пребольшая. И уши у нее закручиваются на морду. Как лопухи глаза закрывают.

Большая-пребольшая, но не такая уж огромная, чтобы из-за нее полдня на хутор ехать.

Оказалось, что это свинья-дочка. А есть еще свинья-мама. Как пошла она из калитки, так никак и не кончится. Огромная-преогромная, как два сцепленных автобуса. Я и не знал, что такие на свете бывают. А это была какая-то особая американская порода. Как эта порода попала на глухой лесной белорусский хутор, не знал никто.

Но самым интересным животным на хуторе оказалась не эта свинья, а собака Чарка.

— У меня много собак было, — говорит Иван Белоус, — но эта — самая умная. Она, как человек. Она у нас два дома охраняет. Мой и брата моего, на другом конце хутора. У нас покрутится, посмотрит, все ли в порядке, и туда бежит.

Я говорю:

— Что же, собака на полставки. Это еще не самая умная.

— А я и не говорю, что поэтому она самая умная, что два дома охраняет. Она такие вещи делает, что не знаю как рассказать. Вы можете не поверить.

— Какие же такие вещи?

— А вот какие. Однажды у нашей кошки котята должны были родиться. Она ходила и кричала весь день. Ее взяли и за дверь выставили. А за дверью мороз. Потом мы хватились — нет кошки, должно быть, замерзла или волк утащил.

— И что дальше было?

— А ни чо. Через месяц кошка пришла с двумя поросятами. Ее Чарка в коровнике пристроила или в будке у себя и еду ей туда носила.

Тут подошла жена Ивана Белоуса и сказала:

— Ты про поросенка расскажи.

— А что про поросенка? — спросили мы с Прокопчиком.

— Однажды у всех свиньи опоросились. А у нас свинья большая, гуляет себе, а поросят нет. Но как-то утром приходим мы — около нее поросеночек лежит. Маленький такой, белый. Откуда взялся — всего один? У нас совсем другие поросята бывают. Да и не время еще нашим рождаться. Мы прошли по домам хутора и узнали, у кого такие поросята были. Они были у соседей наших через дом. Вот Чарке и стало обидно, что у всех поросята есть, а у нашей американки нет. Она и украла поросеночка.

Я стал к Ивану приставать:

— Расскажите еще что-нибудь про вашу собаку.

А он сказал:

— Потом. Сейчас все из головы вылетело.

Бывают встречи с интересными людьми, а это была встреча с интересной собакой.

Когда я был пионером, я считал себя крупным знатоком зверей и птиц. Потому что прочитал три тома великого ученого Брема.

Я знал всех ящериц, лягушек, птиц. Мог запросто, глядя на летящий в небе контур, сказать:

— Это коршун. А это сокол-сапсан.

Тем более что тогда этих ящериц и «контуров» было очень много. Не знаю, куда все они сейчас подевались.

И вот однажды в лесу под озером Круглым я нашел ястребиное гнездо. Я рассказал об этом приятелю — Коле Судакову, такому же крупному специалисту, как я, и мы залезли в гнездо и взяли двух птенцов из трех.

И стали их растить.

Растить мы умели, и наши ястребы все росли и наливались силой. Они становились все красивее и крупнее. От них шел пух во все стороны, иногда они клевались и при вылете из клетки опрокидывали лампы и вазы. И пачкали они вокруг себя все, что могли.

Им явно не было места в городской квартире.

Мы вдарились в панику: предлагали школьным живым уголкам, звонили в городской детский зооуголок, но никто ястребов-перепелятников брать не хотел.

Как же глупо мы себя вели, когда брали их из гнезда! Что мы себе думали — соколиной охотой в городе заняться или что это попугайчики-неразлучники и они будут мирно чирикать на шкафу. Мне сейчас даже рассказывать об этом стыдно.

Короче, я однажды оставил окно открытым…

Как я потом узнал, Коля поступил так же.

Что стало с ястребами — не знаю. Скорее всего, они погибли от голода или их заклевали вороны… Есть у меня слабая надежда, что они попали в руки голубятников, и те спасли их. Потому что голубятники иногда используют ястребов для спугивания голубей, слишком засидевшихся на недоступном месте.

За одно я себя просто благодарю: что третьего ястребенка мы не тронули, и родители, наверное, вырастили хоть одного.

Сейчас я почти не встречаю ни ящериц, ни «контуров» в небе.

Это было в рабочем поселке Рагациеме в Латвии. Мы с собакой Астрой тибетским терьером пошли к озеру искать янтарь. Около озера канал прокладывали экскаватором, и в отвалах песка можно было янтарь собирать, даже очень крупный.

Собаке Астре янтарь был совсем ни к чему, она больше за компанию ходила, а я очень хотел кусок янтаря найти с мухой внутри. Такой янтарь редко, но встречается. И эта доисторическая муха меня очень интересовала. Я бы ее с современной мухой сравнивал — у кого больше ног, больше крыльев, и узнавал бы, в какую сторону мухи за тысячелетия развивались.

Светит солнце, я янтарь ищу и вдруг слышу, моя Астра как залает, потом как заскулит. Я обернулся, вижу Астра рычит на маленькую черную гадюку, а гадюка на песке вьется, тихо так шипит и назад отползает.

«Укусила она или не укусила?» — думаю. И понял, что укусила. Уж больно моя Астра лапой морду трет.

Я Астру схватил и в деревню ходу. Там спрашиваю у стариков:

— Что бывает, если собаку змея укусит?

Они мне говорят, что собака день походит, потом становится вялой, судороги начинаются и дохнет.

Караул! Моя собака уже дергается, у нее судороги. Потому что она очень маленькая.

Конец ознакомительного фрагмента