Праздник обжоры - Дмитрий Щеглов

Глава I Козлиная коррида

Дед с бабкой как с ума сошли. В безоблачный летний вечер заставили меня набирать номер московского телефона. Матери, мол, давно не звонил, позвони, расскажи, что поправился на три килограмма. Тоже мне нашли достижение — прибавил в весе. Каплун на откорме. Вся Москва оклеена рекламными объявлениями, предлагающими обратный процесс, — от полного к изящному, притом за деньги, — а тут… Крестьяне, одним словом. Как наголодались в Отечественную войну, так до сих пор и считают символом достатка и хорошей жизни обильный стол. Мой приятель Данила на сто процентов на их стороне. Как он уважает мою бабку, кто бы только знал! Бабушка не менее Данилы довольна, что у меня такой приятель, «тестовитый», как она выражается.

— Данила, друг твой, — вот едок! Пошлет же счастье людям бог, — бабушка готова слагать моему приятелю оды.

И вот этого толстого прожорливого троглодита она считает эталоном красоты. А Настю, нашу подружку, она не трогает. Бабушка считает, что та со временем свое еще наберет. Весь вечер я сижу и накручиваю диск телефона, стараясь дозвониться до Москвы. Хорошо тем, у кого мобильник, плюхнулся в ванну и звони хоть в Австралию. С телефонной линией что-то не в порядке. Я все время влезаю в чужие разговоры.

«Алло, алло, Петя, как там в Греции? Ты купил мне норковую шубу?»

«Жарко, дорогая, из моря не вылезаю. Шубу не купил, а купил попугая».

И тут я встревал со своими репликами:

— Дур-р-рак. Дур-р-рак.

«Сама дура», — огрызался оскорбленный муж.

Или еще почище. Двусмысленный разговор двух деловых. Раньше, лет десять назад, умели читать между строк официальную прессу. Написано было одно, а между строк другое. Нам с Данилой как-то попалась на глаза газета семидесятых годов. Что только с нею мы не делали, но так между строк ничего и не вычитали. А вот современный сленг нам понятен. Снова я влез в чей-то разговор.

— «Нет, мак мне не нужен. Он плохо очищен», — слышался в трубке капризный женский голос. Мне показалось, что я его уже где-то слышал.

— «Привези мне порошка белого, а я решу твой вопрос с пролонгацией кредита».

«Хорошо, договорились, привезу, а сколько?»

«Килограмма четыре для начала, посмотрю как пойдет, а там видно будет».

«Зря ты отказываешься от мака. Я от него с детства балдею».

Настала и моя очередь проявить эрудицию. Я беспардонно влез в их разговор:

— Клей «Момент» лучше, пакет на голову и балдей, Фаддей.

Голоса в трубке на минуту смолкли, ожидая, не скажу ли я еще чего-нибудь умное. Я молчал. Затем мужской голос быстро смял разговор:

«Нас, по-моему, слушают».

«Ага».

«Тогда до свиданья».

«Пока».

Следующими были влюбленные. Они ворковали около часа. Такой пустой болтовни я давно не слышал. Если бы я не прервал их разговор, в котором через каждое слово звучало «любимая», сопровождаемое сладостным вздохом, они бы проболтали до утра.

«Я для тебя, любимая, что хочешь достану, хоть птичье молоко».

«А ты пароль знаешь?»

— Любимая, — передразнил я влюбленного парня, обращаясь к девице, — не верь ему, обманет.

Кто знал, что некоторые из подслушанных разговоров будут иметь продолжение, да еще какое продолжение!.. Так в тот вечер я и не дозвонился домой, а с утра дед с бабушкой отстали от меня. А нас с Данилой сонная жизнь заштатного городка неожиданно по течению вынесла на стремнину и бросила в водоворот нешуточных страстей. Хорошо, что не сразу пришлось кувыркаться, а со следующего дня. Пока соберутся тучи, пока заволочет небо, пока грянет далекий гром, — проходит немало времени. Спрятаться бы куда-нибудь, а куда спрячешься, если ты в самом эпицентре грозы. Так и у нас с Данилой получилось. С утра светило солнце. Прогноз погоды не предвещал грозы. Наша неразлучная троица собралась на берегу озера.

«Здравствуй, Козлопас», — так приветствует Настя своего одноклассника Данилу. Приветствие, конечно, оскорбительное. Я бы ей такого обращения не простил, надулся хотя бы, как индюк, для приличия, а Даниле, я смотрю, хоть бы что. У нас в Москве так не обзываются, в ходу все больше — «идиот», «дурак», «сам такой». Правильно говорят, местность, род деятельности накладывают отпечаток на человека. Вон на заре человеческой цивилизации желание надуть клиента при обмене дармовых бананов на тушу убитого мамонта превратили обезьяну в человека.

Я — Максимка, а для друзей Макс, — приезжий, только летом на каникулах живу у бабушки с дедом в старинном русском городишке с кондовым названием Киржач.

Это друзья мои — Настя и Данила — местные. Знают друг друга с пеленок, — знают, а грызутся каждый день как кошка с собакой. Данила — парнишка солидный, с брюшком, а тут его Козлопасом обзывают. Живот у него что надо, тугой, как барабан, не у каждого начальника такой есть. Если на Данилу сбоку смотреть, то кажется, что он украл арбуз и спрятал его в штаны. Отсюда и закономерное следствие: во время игры в футбол Данила любит стоять на воротах. Сопернику так и кажется, что бей мячом в какой хочешь угол, а попадешь в моего приятеля, до такой степени он массивен. Никто не знает, в чем здесь секрет и где зарыта собака. Но у Данилы великолепные вратарские качества — взрывной темперамент и мгновенная реакция. Так что не массой он прикрывает ворота, а ловкостью и прыгучестью. Медведь тоже с виду неповоротлив, а попробуй от него увернись!

Данила — мой самый лучший друг. Жаль, что есть только орден «Дружбы народов», а ордена «Друга» — нет. Я бы таким орденом обязательно наградил Данилу. Сам орден обязательно сделал бы наподобие огромной тарелки или блюдца и повесил его на длинной цепи на шею приятелю. Как только где Данила в гостях присядет, орден-тарелка раз — и разложится перед ним в напоминание хозяевам: стол, мол, пора накрывать, чего ждете? Не знаю, право, рассказывать или нет о его уникальных способностях расправляться с едой, выдавая этот секрет полишинеля.

А вот Настя — язва. Ничего выдающегося не перешло ей от предков вместе с наследственными генами. Тоща, мосласта, сзади две короткие косички. Посмотришь на нее рядом с Данилой и подумаешь: один барчук, катается как сыр в масле, а ее, бедную, держат в черном теле и, кормят через день или раз в сутки. А на самом деле, вы бы видели, как за нею бегает мать с бутербродами и выпечкой. Да только не в коня корм.

— Зря добро только переводишь, такой справный, как я, все равно не будешь! — вчера за столом рассмеялся Данила, имея в виду себя.

Он наступил на ее больную мозоль, забыв, что если предки не передали ей ничего существенного из физических данных, то наградили другим — острым умом и опасным, как бритва, языком. С Настей, наверно, поэтому не любили дружить девчонки. Она только в нашей мужской компании, со мной и Данилой, чувствовала себя в своей тарелке. А сегодняшним приветствием Даниле аукалась вчерашняя колкость. Я улыбнулся.