Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования - Виталий Глущенко

Введение

Человеческую социальность от того, что часто именуют «социальностью» применительно к животным и даже микроорганизмам, отличает по крайней мере один четкий критерий: она имеет собственную историю, развивающуюся независимо от биологического развития человеческого вида, причем такими быстрыми темпами, в сравнении с которыми скорость биологической эволюции человека можно принять за ноль. В то же время развитие «социальности» всех других биологических видов, у которых ее усматривают, зависит от их эволюции. По этой причине мы считаем себя вправе применять термин «социальность» в собственном значении (без кавычек) исключительно к человеку, скептически относясь к результатам исследований «социальных систем», избравшим для себя объектами стада животных, колонии насекомых и микроорганизмов.

Однако знание критерия социальности не освобождает нас от необходимости углубления нашего понимания того, что такое социальность. На сегодняшний день наука, если исключить обозначенный выше уклон в биологизм, недалеко ушла от изначального, самого общего понимания социальности, существовавшего уже в XIX веке и вошедшего в словарь Даля. Согласно этому пониманию социальность – «общественность, общежительность, гражданственность, взаимные отношения гражданского быта, жизни» 1. При обобщении данного ряда получаем, что социальность – совокупность социальных качеств, свойств социального. Но дело в том, что социальное при этом понимается не иначе как нечто, связанное с обществом, жизнью в обществе, общественными отношениями. Другими словами, социальность отсылает нас к социальному, а социальное – к социальности. Idem per idem.

Чтобы вырваться из этого порочного круга, нам не остается ничего другого, кроме как воспользоваться правилом, сформулированным Борисом Федоровичем Поршневым (1905–1972): «Если ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло» 2. В переводе на язык методологии это значит прибегнуть к историческому методу – историзму.

Таким образом, актуальность нашего исследования предопределена научной необходимостью более глубокого понимания социальной природы человека. В том, что такая необходимость существует, нас убеждают острые противоречия, в которых эта социальная природа зачастую себя проявляет, ежедневно поставляя события местного и глобального масштаба, наполняющие новостные ленты.

На первый взгляд может показаться, что выбранная нами тема имеет высокую степень разработанности. Только отечественная библиография, посвященная началу человеческой истории, включает в себя работы таких выдающихся ученых, как В. П. Алексеев, П. И. Борисковский, Ю. В. Бромлей, Ю. И. Ефимов, И. М. Дьяконов, Н. В. Клягин, М. Ф. Нестурх, А. И. Першиц, Я. Я. Рогинский, Ю. И. Семенов и др. Однако более детальный взгляд способен внести в эту картину значительные коррективы.

Все работы с самого начала можно разделить на две неравные части – два списка. В первом списке окажутся исследования, рассматривающие начало в широком смысле, т. е. начало как первый этап развития человечества, сменяющийся позже другими этапами, начало как первобытное общество. Но это – совсем другой предмет исследования. Интересующее нас начало – пересечение качественной грани между животным и человеком, стадностью и социальностью – при таком понимании теряется из виду, делается невозможным выделение четкого критерия, позволяющего утверждать: вот здесь перед нами еще животное, а вот здесь – уже человек.

Так, в одном из исследований первобытности автор пишет: «Превращение обезьян в людей, стада животных в человеческое общество было очень длительным, сложным, противоречивым процессом, занявшим несколько миллионов лет и захватившим обширные территории» 3. Не подвергая сомнению истинность этого высказывания, мы вынуждены констатировать, что его истина для нас неприемлемо абстрактна, и там, где автор, как ему кажется, дает ответ, для нас вопрос только начинается: в какой момент указанного процесса перед нами уже человек, а не животное, общество, а не стадо? Только при такой постановке вопроса можно приблизиться к пониманию социальности. Но ни одна из работ, попавших в первый список, даже не считает такой вопрос актуальным и, таким образом, не имеет прямого отношения к теме нашего исследования.

Впрочем, об одной работе нам придется сказать особо. В целом ничем не привлекательная, она обязана нашему вниманию исключительно своим названием, которое почти полностью совпадает с подзаглавием нашей работы. Речь идет о защищенной в 1990 г. в МГУ по специальности «диалектический и исторический материализм» кандидатской диссертации А. Е. Лернера «Начало человеческой истории как объект социально-философского анализа». Но, кроме похожего названия, исследование не имеет ничего общего с тем, что планируем сделать мы, и фактически написано на другую тему. Понятие начала истории у Лернера по смыслу полностью совпадает с понятием первобытности в широком смысле, т. е. первобытным обществом. Попытка рассмотреть «начало человеческой истории как конкретное историческое событие» для автора упирается в «многозначность и расплывчатость понятия социального», в то время как для нас само такое рассмотрение необходимо, чтобы лучше понять социальное. «Естественные узы» общности, табу, общину – эти и другие явления автор принимает в готовом виде, заранее существующими, и вопросом «как они возникли?» не задается 4.

Так или иначе, те же самые причины не позволяют нам включить в число разработчиков нашей темы и всех названных выше выдающихся ученых. Все они полагали перед собой совершенно другой предмет исследования, пусть зачастую и обозначаемый теми же самыми словами.

Во втором списке мы обнаруживаем одну единственную работу – «философско-естественнонаучный трактат» (так определил свой труд автор) «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» Б. Ф. Поршнева. Именно в этой книге, опубликованной посмертно в 1974 г. со значительными сокращениями в издательстве «Мысль» и переизданной в полном виде издательством «Алетейя» лишь в 2007 г., – благодаря, прежде всего, усилиям научного редактора Олега Тумаевича Вите (1950– 2015), – впервые был предложен ясный, опирающийся на физиологию нервной деятельности, признак, позволяющий фиксировать переход от животного к человеку. Этот признак – формирование и развитие на основе высшей формы торможения центральной нервной системы позвоночных (интердикции) не имеющей аналогов в животном мире формы поведения, внушаемого посредством знаков (суггестии). Переход от интердикции к суггестии и есть переход от животного и стадности к человеку и социальности в собственном смысле слова. Раскрытие этого метаморфоза составляет основную фабулу книги. Сопряженным с данной темой вопросам Поршнев уделял место и в других своих работах. Теоретическое наследие Б. Ф. Поршнева мы полагаем основной идейной предпосылкой нашего исследования.