Картонное Небо. Исповедь церковного бунтаря - Станислав Сенькин

* * *

Эта книга представит интерес как для критиков православного учения, так и для его апологетов

Сия книга задумывалась как развёрнутое творческое объяснение для моего читателя, что именно происходило со мной после отъезда с Афона. Как я жил, как, с каким настроением работал над своими книгами, как вошёл в отрицание вплоть до балансирования на грани разрыва с церковью и как пережил весь этот сложный жизненный период. И куда, в каком направлении собираюсь теперь идти. Но книга будет интересной не только знающему мою историю читателю, но и любому интересующемуся православием человеку. Причём интерес она представит как для критиков православного учения, так и для его апологетов. Ибо от избытка сердца глаголют уста, и эта книга написана от избытка моих чувств, служа напоминанием о той шаткой невидимой грани, что отделяет веру от безверия и праведность от нечестия – для апологетов учения. А для критиков припасено много кровоточивых воспоминаний о боли и страдании, о религиозной лжесвободе и о страхе смерти – камне, положенном в углу фундамента любой религиозности. Думаю, что книга доставит удовольствие и человеку, постороннему околоправославию, потому как повествует о психологии бунта, что применимо к любой человеческой деятельности.

Всё, что нужно знать постороннему теме человеку – я прожил восемь лет в монастырских стенах, из них три последних на святой горе Афон. Десять лет моей жизни в миру ознаменовались рождением новой православной звезды, литературными премиями и большими тиражами, когда написанные мною книги по теме религии били рекорды продаж в лавках православных храмов. Но вновь родившаяся звезда сорвалась с пьедестала и полетела «во тьму», как это казалось православному сообществу, оставляя в падении шлейф алкогольных скандалов. Это падение, за которым можно было наблюдать через интернет, длилось лет пять, и казалось, что я сам себя закопал так глубоко, что меня никто уже из-под земли не вытянет. Но я всё ещё жив, стою крепко на этой земле обеими ногами и наконец созрел для серьёзного разговора.

Я всегда чувствовал ответственность перед своим читателем, но только сейчас впервые исповедуюсь перед вами, поскольку проблемы с алкоголем, слава богу, были решены и душа моя возвратилась к благоразумию. Обычный православный миф трактует моё поведение как грехопадение и отпадение от истины в греховную тьму. Так и казалось. Некоторые мои читателя плакали обо мне – «утянул лукавый, Господи помилуй!». Но я свидетельствую – всё это «грехопадение» можно рассматривать только исключительно как последствия алкоголизма, что не щадит ни верующих, ни атеистов, ни агностиков.

Когда я писал свои книги – прежде всего строил карьеру православного писателя и построил бы, если б не проблемы с алкоголем. То есть верность определённому учению возрастала бы по клерикальному сценарию – эта «верность» стала бы фундаментом моего личного благосостояния. Поэтому и верен, потому что сыт. Где хорошо, там и родина. Возможно, я бы сейчас написал много интересных книжек и занял своё место на православном Олимпе – не бог весть что, но своё место среди миллионов неприкаянных россиян, что уже есть индивидуальное благо. Православные бы укрепляли дух моими статьями на ортодоксальных порталах и с обожанием зала́йкивали бы мои фото в соцсетях. Скучал бы, поучая других весёлыми байками, и позировал бы с постным лицом на фоне храмов и монастырей, не отказывая паломникам в селфи. Ловил бы восхищённые отзывы православных тётенек и витиевато подписывал бы свои книги «на молитвенную память». Православный рынок достаточно большой, чтобы прокормить себя и свою семью. Публицистика, литература, сценарии – душеспасительное враньё в обмен на своё скромное место православного писателя. Это было бы благоразумно, хоть и скучно. Нужно было всегда держаться в православных границах и всегда быть готовым демонстрировать свою православность перед другими. Вставить в ум невидимый одобренный отцами чип, контролирующий речь и поступки. И свидетельствовать перед «своими» – смотрите, я «свой», воцерковлённый. У меня борода, причёска под горшок, у меня витиеватая речь с вкраплениями церковнославянского. Свой я, свой, и книжки у меня свои. Покупайте и хвалите меня. Поскольку, хваля меня, вы хвалите самих себя. А я уж за вас, братья и сестры, и в огонь, и в воду! Я бы, наверное, двигался по-православному, будь я в обойме – моё сознание определялось бы бытием, хотя я бы проповедовал нечто иное.

Трудно сказать, чем бы было это иное. Быть может, титанический труд оставаться искривлённым ради великой цели и плошки супа породил бы интересный религиозный дискурс, и я стал бы очередным звеном в православной исторической цепи. Вот они – на иконах и календарях смотрят на нас, скованных одной с ними православной цепью, и свидетельствуют о Христе. И они так же сковывали себя в бараний рог – выпрямление для них не просто гордыня, но бунт против светской власти. Царь был охоч до рубки еретических голов. Дальше от царя – крепче голова. Держи себя в границах, в темноте от других. Пусть домысливают, чем ты занимаешься в своей келье. Служи царю и церкви служи. А если умеешь витийствовать, то святцы ждут тебя. В Средневековье это исключительная по своему блеску карьера. Если ты не барских кровей, куда тебе ещё податься? – грамота и благонравие гарантируют результат. Правила игры ты знаешь. Я тоже знал правила этой игры. Пусть сейчас это всё похоже на фарс – православная цепь продолжает выковываться.

То есть я клоню к тому, что мне было невыгодно покидать своё забронированное место на православном Олимпе. Оно у меня уже было, и довольно неплохое. Меня никто в церкви не обижал и не отталкивал. Напротив, относились хорошо и обласкали, душой приняв мои книги. Это был шанс от Бога, заработанный талантом, терпением в монастырях и стечением обстоятельств. Шанс найти своё место под солнцем, своих критиков и обожателей и более-менее лёгкую копейку. Писать-то – оно не мешки ворочать. Не существовало экономических причин для протеста, хотя были внутренние причины – раньше, на Афоне, я видел все церковные грехи и язвы как бы через тусклое стекло, а теперь, «в миру», узрел всё воочию. Но по правилам игры (помните?) ты страус, благочестивый страус. Спасайся сам, и вокруг тебя спасутся тысячи.

Всё бы шло как шло. Но тут вмешался дьявол, будь он неладен. Змей был хитрее других тварей полевых. Алкоголь всегда потрошит зависимого человека, привыкшего лгать самому себе. Если ты зависим, ты должен посмотреть в своё сердце честным взором и выпрямить его. И только тогда сможешь честно принять свои проблемы и попытаться найти выход из алкогольной зависимости. Алкоголик, продолжающий лицемерие – обречён на дальнейшее употребление и смерть. Не было бы этих проблем с алкашкой, я б кривил душой, потому что так надо, так принято. Я бы изловчился управлять этой кривизной, найдя утешение в каких-нибудь хобби, и пытался бы соответствовать тому образу, который нарисовал себе мой читатель по прочтении «Афонских рассказов». Но всё это было разрушено, плотина чувств была прорвана, границы перейдены, и благочестивый образ был скомкан моими же руками и выброшен на помойку. Моё сердце наконец распрямилось, что бы это ни значило, и я получил шанс справиться со своей болезнью. Здесь мудрость! Не зелёный змей подбил меня на бунт (есть большое количество злоупотребляющих церковников, остающихся в обойме), а противодействие змию требовало этого бунта – как активного освобождения от лицемерия, как необходимого условия для приобретения святой трезвости.