Утешный мир - Екатерина Мурашова

Екатерина Мурашова – известный семейный и возрастной психолог. Помимо своей основной, консультационной, практики, она пишет научно-популярные книги для родителей о детстве, взрослении и воспитании, а также ведет свой блог в Интернете. В своих работах она рассказывает о людях, которые каждый день приходят к ней за советом. Вслушиваясь в их рассказы, всматриваясь в их истории, автор этой книги снова и снова приходит к выводу, что не существует готовых рецептов для всех, есть только одно уникальное решение для каждой семьи и – простое человеческое понимание для каждого из нас.

– Я даже не знаю, кого тут винить. Себя, наверное, кого же еще? – женщина близоруко и растерянно улыбнулась.

– Может быть, вообще с обвинениями обождать? – предложила я. – Мы с вами все-таки не на заседании суда присяжных. И у нас задача в рамках «виновен – не виновен» не стоит вроде бы. Может быть, просто расскажете сначала, в чем дело?

– Да, наверное, вы правы, – тут же согласилась женщина. – Я расскажу, конечно. И вы сразу поймете, что нам трудно себя не винить.

Опять двадцать пять!

– Рассказывайте!

– Тут, наверное, надо издалека начать. Мы с мужем были с детства знакомы – жили в одном дворе, учились до шестого класса в одной школе. Играли вместе, можно сказать, дружили: я бывала у них дома, он – у нас, приглашали друг друга на день рождения; он теперь говорит, что я ему еще тогда нравилась, ну как девочка, но я, честно скажу, ни о чем таком тогда вообще не задумывалась, я книжки про животных читала и хотела стать ветеринаром. Очень хотела собаку, но мы в коммуналке жили, родители, конечно, не разрешали. Потом их семье дали квартиру, они уехали, он перешел в другую школу и все, конечно, оборвалось.

Потом прошло много лет. Я сходила замуж, но почти сразу развелась – теперь я думаю, что это было какое-то странное мероприятие: мы почти не знали друг друга и сошлись, скорее всего, для того чтобы уйти из своих родных семей. Расстались, в семьи не вернулись, в общем, ничего особо плохого. Хотя тут я уже вру (все люди врут, когда о себе рассказывают, но я всё понимаю – зачем я тогда пришла? – и я стараюсь не врать, честно). Плохо было то, что я понимала уже, что наш брак – какая-то ошибка, и, когда забеременела, сделала аборт. Возможно, это все дальнейшее и испортило.

Потом у меня был еще один длинный роман и короткое сожительство с одним и тем же человеком. Роман с ним был волнующим и увлекательным, сожительство – ужасным: он считал себя творческим человеком, много пил и даже распускал руки. Потом я осталась одна, не очень этим тяготилась, завела себе, наконец, собаку, работала и, можно сказать, переводила дух. В это время активная пара, образовавшаяся из моих одноклассников, вдруг загорелась идеей собрать всех на двадцатилетие окончания школы. Они проделали огромную организационную работу, и вот уже мы сидим в каком-то ресторане, столы поставлены буквой «П» и он – напротив меня. Он говорит, что сразу меня узнал. Я его – точно не сразу. Потом мы вышли курить и почему-то с ходу рассказали друг другу свою жизнь за эти двадцать лет. Не знаю почему, но у нас оказались общие культурные коды, хотя образование мы получили разное, занимались разным делом и вращались в разных кругах. Общее дворовое детство? Какое-то изначальное сходство характеров? Расположение звезд? Повторюсь: не знаю.

Мы стали жить вместе через неделю после той встречи в ресторане. С тех пор мы ни разу не поссорились. Мы были как корабли, пересекшие океан и после всех бурь пришедшие в тихую гавань. Нам нравились одинаковые книжки, нравилось спорить о фильмах, мы оба любили рыбу с картошкой, отдыхать дикарями и болели за «Зенит». Он сразу полюбил мою собаку, я – его кота. Нам не хватало только ребенка. Мы сразу решили, что он у нас будет. Вечерами мы придумывали, как будем играть с ним, лепить, рисовать, весной – собирать цветы мать-и-мачехи, летом – гулять в парке и кормить уток, зимой – украшать елку, вырезать бумажные снежинки и наклеивать их на окна, как он будет целовать нас на ночь, просить почитать ему книжку и, топоча толстенькими ножками, бегать по квартире, таская бантик, за которым побежит наш старый, но еще игручий кот.

Мой муж служил на подводной лодке. Я когда-то сделала аборт. А может быть, все это ни при чем. Врачи так и не сказали нам ничего определенного. Пять лет мы пытались. Перепробовали все. Ничего не получилось. Ни разу даже намека. Мы сдались, потому что время ушло… Нам сказали: можно же усыновить, почему вы об этом не думаете? Мы подумали. И придумали все еще раз. Заново. Приготовили комнатку, купили игрушки, книжки. Я хотела девочку, с бантиками и рюшечками, но муж у меня с руками, мы начали строить дом, он сказал: будет наследник, помощник. Если все пойдет хорошо, возьмем потом и девочку, младшую сестричку, он будет ее любить и защищать. Я согласилась. Муж сказал: мы же не будем выбирать, да? Это же все-таки несчастные брошенные дети, а не продуктовый магазин, в котором выбирают мясо посвежее. Конечно, ты прав, сказала я.

Сереже было полтора года. Он только начал ходить. Нам сказали, что у него темповая задержка развития и, если с ним заниматься, все выправится.

Сейчас Сереже восемь. Он учится в первом классе…

Она замолчала, Смотрела прямо перед собой, как будто бы чему-то удивляясь.

– Что не так? – спросила я.

– Все вроде так, – она пожала плечами. – И одновременно все не так. Он никогда не вырезал со мной снежинок и не лепил зайчиков. Книжки он не слушал, он их рвал. Кота и собаку тискал, дергал за уши и таскал за хвосты, нам приходилось их от него запирать, и они там плакали от скуки и обиды. На улице мы постоянно бегали за ним: он мог уйти не оборачиваясь, бил детей, отнимал игрушки, залезал на самый верх чего угодно, а потом оттуда падал. Любимая игра годами – с воплями рушить то, что мы построили. Он всегда плохо спал, мы укладывали его по два часа, а потом обессиленные стояли возле его кроватки и смотрели – когда он спал, он, как и все дети, был похож на ангела. Он совершенно неразборчив в еде и никогда по этому поводу не капризничал, но мы так и не сумели приучить его есть опрятно. То же самое с одеждой. Он, в общем, не злой мальчик, но он никого не слышит, ничем не интересуется, всегда, когда не спит, бегает, крутится, размахивает палками, что-то швыряет, куда-то лезет и орет. Невролог говорит, что, учитывая анамнез, с ним все очень даже неплохо. Учительница говорит, что надо серьезно думать о его образовательном маршруте – он умеет читать и писать (мы с мужем выложились по полной), но очень мешает ей вести уроки, и она, конечно, была бы рада от него избавиться.

– А вы? – спросила я.

– Мы понимаем, что это наш крест и ребенок – не вещь, которую можно взять напрокат и вернуть, если не понравилась. Мы будем тянуть его и дальше, конечно. Но я чувствую себя такой старой и усталой… А мой муж… Он ничего не говорит и все делает, но… он как-то потемнел за эти годы, прямо вот лицом потемнел, я даже не знаю, как вам объяснить… Вы можете мне чем-нибудь помочь? Таблетки я уже пила…