Я её похищаю - Алиса Ковалевская

1

Аврора

— Ты точно знаешь, что тебе нужно именно это? – подруга смотрела на меня с ожиданием.

Я не смогла сдержать вздох. Она всегда видела куда больше, чем другие. Знала меня так хорошо, как не знала себя, возможно, даже я сама. Но…

— Да, — твёрдо ответила я и, коснувшись пальцами уложенных в замысловатую причёску волос, снова посмотрела в зеркало.

Белое бельё, подвязка на бедре… Невольно я опустила взгляд ниже. Чёрный дракон… Татуировка, намертво вбитая под кожу чёрной тушью. Напоминание о том, чему не быть уже никогда.

Даниэлла поняла всё без слов и отвернулась. Я же заставила себя собраться и проговорила с ещё большей решимостью:

— Я уверена. Марк…

— Уверена в чём? – внезапно резко спросила Даниэлла. – Аврора… ещё не поздно…

— Поздно! – перебила её я. Чувства, что я так долго прятала внутри, вырвались наружу, но я быстро затолкнула их обратно и, взяв себя в руки, заговорила уже спокойно: — Поздно, и ты это отлично знаешь.

Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга. Наконец она, вздохнув, подошла и приобняла меня. Упёрлась подбородком мне в плечо.

— Я хочу, чтобы ты была счастливой, — негромко проговорила Данька, глядя на меня сквозь зеркало.

Я накрыла её ладонь своей. Заставила себя выдавить лёгкую улыбку, хотя желание улыбаться внезапно куда-то пропало. Через несколько минут я надену свадебное платье, спущусь вниз, сяду в лимузин, а после… После стану женой человека, к которому испытываю уважение, привязанность… Которого ценю. Ценю, но…

— Ты же его не любишь, — шепнула Даниэлла.

Я промолчала. Что мне было сказать ей? Не люблю. Но разве это имеет значение?! Нет, не имеет. В моей жизни был только один мужчина, которого я любила. Которого могла любить, которому было отведено место в моём сердце. Но это в прошлом. Ничего уже не вернуть и не исправить.

— Я буду счастлива, — заверила я подругу и крепче сжала её руку. – Обещаю тебе.

— Разве? – Даниэлла обошла меня и, встав рядом, посмотрела в глаза. – Аврора…Взгляд её скользнул по татуировке и снова вернулся к моему лицу.

Я поджала губы. Отвернулась к постели, где было разложено моё подвенечное платье. На миг прикрыла глаза и, подняв веки, провела пальцами по атласу. Опустила голову. Ткань была приятной, гладкой. Дорогое платье, дорогая жизнь…

— Я буду счастлива с Марком, — повторила я, обернувшись к подруге. – Так нужно, Дань. Понимаешь, нужно.

— Кому? – она смотрела мне прямо в душу, и я не нашла в себе сил соврать. Не нашла в себе сил ответить.

Просто снова коснулась платья и попросила:

— Помоги мне надеть его.

— Значит, всё? – подруга приблизилась ко мне. – Точно?

— Да, — я улыбнулась ей. – С Марком мне будет хорошо. Он… Он хороший. Правда.

— Хороший, — со вздохом подтвердила она и принялась помогать мне, больше не задавая вопросов, ответы на которые были слишком болезненны даже для меня самой. Вопросов, ответов на которые, в сущности, не было.

Денис

Щурясь от лезущего в глаза дыма, я наблюдал за выходящими из дома людьми. Казалось, запах огромных денег и фальши, исходящий от них, доносился даже сюда.

Я сделал очередную затяжку, пытаясь перебить его, и выкинул окурок в окно. Тут же подкурил новую сигарету и снова затянулся. Горло драло, но это было лучше, чем вдыхать вонь, коей пропиталась вся эта семейка. Вслед за первой машиной от дома отъехала вторая, вслед за ней ещё одна.

Я прищурился сильнее, рассматривая одетого в чёрный костюм мужчину и его спутницу – совсем ещё молоденькую девицу в платье бледно-зелёного цвета. Сколько прошло лет после смерти первой жены Кондратьева? Четыре? Пять? Потянуло на свеженькое…

Презрительно усмехнувшись, я достал из бардачка бутылку старого доброго виски и сделал большой глоток прямо из горла. Ещё раз затянулся. Судя по тому, что Кондратьев решил отправить свою ненаглядную дочь под венец без конвоя, мысли о том, что кто-то посмеет позариться на эту шлюху, он даже не допускал. Наверное, правильно, но всё равно зря.

Машина моя стояла в тени деревьев на боковой дороге, и слышать, о чём говорят толпящиеся возле дома, я не мог. Уловил отзвук раскатистого голоса, женский смех и стиснул зубы. Очередной окурок полетел в приоткрытое окно Джипа. Глава семейства, придерживая под руку супругу, упаковался в длинный лимузин и отчалил вслед за остальными.

— Скатертью дорожка, — процедил я, проводив его взглядом и вперился в лобовое стекло.

Знал, что ждать осталось недолго. Звериное чутьё, никогда меня не подводящее, подсказывало это. Впрочем, во всём что касалось этой суки, доверять безоговорочно себе было нельзя. Один раз я уже сделал это, и к чему пришёл?

Глотнул из бутылки снова и швырнул её на соседнее сиденье. Как ни хотелось мне надраться до зелёных чертей, делать это было не время. После. После, но не сейчас.

Наконец на порог дома высыпала стайка девиц, одна из которых выделялась особенно. Белое пышное платье, улыбка… Проклятая улыбка, которую я видел даже отсюда так, словно Аврора стояла прямо возле меня. Рыжая девушка, что была ближе всего к ней, оправила лиф платья и что-то сказала, взмахнув рукой. Тронула локон золотых волос, уложенных в затейливую причёску. Потянувшийся было к очередной сигарете, я вовремя одёрнул себя. Это тоже не сейчас, как и виски.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Завёл двигатель. Джип потихоньку заурчал, а я так и продолжал смотреть на неё – свою предательницу Рапунцель. Жених – молодой и успешный политик. Отличная партия для дочери мэра.

— Не получит он тебя.

Я сжал руль и, стоило девицам нырнуть в лимузин, вдавил в пол педаль газа. Внедорожник сорвался с места, брызнув из-под колёс комьями влажной земли. Бутылка на соседнем сиденье стукнулась о спинку, виски болтнулся внутри.

Вырулив на дорогу, я резко затормозил, преграждая путь лимузину. Тот остановился. Напрасно папаша Кондратьев решил, что если у него есть власть, деньги, положение в обществе и всё к этому прилагающееся, никто не посмеет косо посмотреть на его дорогую дочку. Впрочем, смотреть на неё я не собирался. Насмотрелся, хватит. Это когда-то я был идиотом, готовым на всё ради прикосновения, верным псом, трущимся у её дорогих кожаных туфелек и заглядывающим в лживые глаза. Насмотрелся, наслушался и нажрался. Теперь играть мы будем по моим правилам.