Госпожа Потусторонья - Анастасия Никитина

ПРОЛОГ

Наверное, мне не стоило откликаться на то странное письмо. Совершенно точно не стоило… Но когда это я упускала возможность лишний раз наступить на грабли? Никогда. Вот и тем летним солнечным утром, вместо того чтобы перепутать окно с дверью или хотя бы споткнуться на пороге и, сломав ногу, отправиться в больницу, я благополучно спустилась в парадное и вытащила из почтового ящика длинный конверт из плотной бумаги с тисненой виньеткой по краю.

«Однако… кому это я понадобилась?» — промелькнуло в голове, пока я перечитывала собственное имя, о чудо, написанное без ошибок: «Секлетинье Ивановне Маравой, лично в руки».

Посасывая порезанный об острый край бумаги палец, я кое-как одной рукой вытащила послание и, развернувшись к мутному окошку подъезда, прочитала короткий текст:

«Уважаемая Секлетинья Ивановна. Ждем Вас сегодня к двум по адресу: Прошкин переулок, 17 по поводу вступления в права наследования имущества. С верностью, нотариальная контора „Вольф и партнеры“».

Прошкин переулок я знала: как-никак уже несколько лет срезала через него дорогу на работу. Но вот никаких нотариальных контор мне там не попадалось. Впрочем, эту странность я быстро выбросила из головы. Сама ситуация выглядела куда «страньше», как говорила Алиса. Я выросла в детском доме, и, кроме высокой старухи, считавшейся то ли троюродной теткой, то ли двоюродной бабкой, за двенадцать лет появившейся в комнате для посетителей раза три, родственников у меня не наблюдалось. Мне даже комнату в коммуналке от государства выделили как круглой и совершенно нищей сироте. И вот, поди ж ты, наследство.

Все еще размышляя, что за родственники у меня вдруг появились, я сама не заметила, как оказалась в Прошкином переулке. Только тут до меня дошло, что эта коротенькая улица с покосившимися двух- и трехэтажными домиками имеет вполне цивильное официальное название, а Прошкин переулок — что-то вроде неизвестно откуда взявшегося народного топонима. Если бы это дошло до меня еще дома, то я, скорее всего, никуда бы не пошла, но, уже добравшись до места, возвращаться не захотела. В надежде обнаружить паршивца-шутника, не пожалевшего денег на красивый конверт, лишь бы вытащить меня из дома в законный выходной, я, пыхтя от злости, потопала по булыжной мостовой в поисках нужного дома. Именно тогда и началась эта безумная история…

Солнце весело играло бликами на завитушках бронзовой вывески, слепя глаза и мешая разобрать вычурные буквы. Я прищурилась: «Нотариальная контора „Вольф и партнеры“. Основана…» Дату за особенно жирным солнечным зайчиком рассмотреть не удалось, но я и не слишком старалась. Все-таки несколько лет работаю в городском архиве и уже знакома с такими любителями истории. Кто-то разыскивал родовитых предков и ничуть не смущался, если выяснялось, что искомые «предки» не имеют никакого отношения к пытливому «потомку». А кто-то вроде владельцев этой конторы любил красивые даты на вывесках. Один из моих коллег получал приличную прибавку к зарплате, как раз собирая упоминания о кофейнях, ресторанах и прочих старинных предприятиях нашего города. А потом эти заведения внезапно возрождались из небытия шустрыми дельцами. Так что солидному уточнению я придала не больше значения, чем одной из завитушек, окаймлявших кованую табличку, и толкнула тяжелую входную дверь.

Интерьер оказался сродни вывеске: массивная мебель под старину, высокие потолки с золоченой лепниной и застекленные шкафы, забитые толстыми книгами в кожаных переплетах. Мысленно прикинув, во что мог вылиться владельцам подобный антураж, я присвистнула и полезла в сумку за утренним письмом: не может быть, чтобы меня пригласили именно сюда.

Но адрес совпадал до последней буквы, и я наконец отлипла от резной створки двери и шагнула на пушистый кремовый ковер. И словно нажала на невидимый звонок. В противоположной стене распахнулся… шкаф. Нет, я ничего не перепутала и не сошла скоропостижно с ума. Большой книжный шкаф плавно очертил ножками полуокружность, впуская в пустынный холл сноп света, гул голосов и мужчину в костюме, за версту выдававшем в нем юриста. Только это племя носит такие отутюженные темные костюмы из матовой ткани, словно вопящие: «Моя цена как твоя зарплата за год! Не тебе со мной тягаться!»

Впрочем, стоило дядьке подойти ближе, как я поняла, что костюмом его сходство с адвокатом и заканчивается. Ростом под два метра, широкоплечий, с буйной гривой непослушных, чуть тронутых сединой волос, он напоминал бывшего спортсмена-тяжеловеса, в крайнем случае героя какого-нибудь боевика.

— Секлетинья Ивановна! — Здоровяк распахнул медвежьи объятия и пошел на меня. — А мы уж заждались!

Я попятилась, опешив от такого буйного приветствия, и будто задела очередную кнопку. Из-за портьеры в том месте, где, по моему пониманию, должно было бы находиться окно, мягко выдвинулся еще один атлет. Но если первый был тяжеловесом, то этот казался спринтером: узкое лицо с тонкими аристократическими чертами, волосы, отливающие медью, гладко зачесаны назад, и ко всему этому длинные пальцы пианиста. Но что-то мне подсказывало, что, приди ему в голову свернуть мне шею, это заняло бы у него едва ли не меньше времени, чем у громилы из шкафа.

Не волнуйтесь, Секлетинья Ивановна, — вкрадчиво проговорил медноволосый, бесшумно подходя ближе. — Здесь вас никто не обидит: контора гарантирует. Простите, что вас не встретили, но мы должны были убедиться, что вы… не преподнесете нам какой-нибудь неприятный сюрприз.

Пока я, убаюканная его тоном, хлопала глазами и пыталась сообразить, какой такой неприятный сюрприз могла бы устроить этим великанам скромная сотрудница архива весом пятьдесят два кило, меня мягко подхватили под локоть и повлекли к гостеприимно распахнутому шкафу.

Прошу сюда, Секлетинья Ивановна, — продолжал ворковать мужчина, склонившись к моему уху. — Вы удивительно пунктуальны. И не обращайте внимания на господина Бера. Он у нас по хозяйственной, так сказать, части, а по наследству — это вам, в первую очередь, ко мне. Я — Фокс. Генри Фокс к вашим услугам. Прошу.

Он усадил меня в широкое кожаное кресло и предупредительно пододвинул небольшой столик.

— Чай? Кофе? Молоко? Или что-нибудь другое?

— Чай, наверное, — кое-как выдавила из себя я, во все глаза рассматривая хозяина огромного кабинета.

В том, что сидевший за столом здоровяк являлся именно хозяином, не возникало никаких сомнений. Это сквозило в каждом взгляде седого гиганта, в каждом движении, в каждом слове, небрежно роняемом в ответ на пространные монологи его визави. А вот тот внушал скорее какую-то иррациональную гадливость. Совершенно лысый, стройный, как хлыст, он постоянно находился в движении, хотя ни разу не поднялся с места за то время, что я ждала обещанный чай. Мало того, он притягивал взгляд, как магнит.