В гостях у сказки, или Не царевна лягушка - Янина Веселова

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Компашка на болоте подобралась что надо. Девчонки все как одна понимающие, хоть и не без придури, оно и понятно. Все-таки абы кого в жаб не превращают и на образцово-показательное болото срок мотать не отправляют. Но давайте по порядку.

‘Жизнь в маленьком городе только кажется скучной. На самом деле она кипит, бурлит и пузырится почти так же, как и в столице. Вся разница в масштабах,’ — возвращаясь домой, думала Мария Афанасьевна Колыванова. ‘Те же люди, те же страсти, те же книги и фильмы,’ — привычно поморщилась она, вспомнив собственное прозвище в честь незабвенной Маньки Облигации. Огромное спасибо за это создателям кинокартины, родителям — приколистам и любимым ученикам, которые из года в год самыми невинными моськами задают один и тот же сакраментальный вопрос: ‘Облигация или Аблигация?’ И ничем их не проймешь.

Так что Марии Афанасьевне скучать было некогда. У нее просто времени на скуку не оставалось. Пока прибежишь с работы, переоденешься, поешь, проверишь задания, почитаешь, глядь, уже спасть пора. А ведь еще и огород с садом времени и ухода требуют. Она ведь только на словах горожанка, а на деле живет в саманной хате и имеет обширный надел земли, который сам себя не обиходит. И это еще, не говоря, об общении: реальном и виртуальном. Один любовник чего стоит. К себе его не приведешь. Соседи не поймут аморального поведения учительницы, в руки которой они отдают своих детей. Вот и приходится в добавок ко всему два раза в неделю мотаться на другой конец города, благо, Эдик живет в квартире, и там такого сурового соседского догляда нет.

Хуже, что в последнее время он все чаще заводит разговор о свадьбе. И чего неймется мужику? Нет бы радоваться свободе и кружить головы наивным одиноким дамам подобно другим холостякам. В любом случае второй раз выходить замуж Мария Афанасьевна не собиралась. Одного раза за глаза достаточно. До сих пор вздрагивает, вспоминая первого мужа.

— А вы говорите скука, тут до кровати бы добраться, — зевая, взбивала пуховые подушки Мария. Разные новомодные холлофайберы и иже с ними она не признавала, всячески ратуя за натуральность, но и в крайности не впадала, как говорится была в тренде. На россошанском уровне так уж точно.

И все же, не смотря, на возраст, твердость характера и занимаемую должность у нее была тайна. Строгая и даже местами суровая русичка, страстная, но независимая любовница, добрая и сострадательная соседка, к тому же прекрасная хозяйка любила помечтать. И не о поездке к морю, ринопластике или посудомоечной машине, а о сказочных приключениях, прекрасных принцах, волшебстве, спасении мира и огромной, чистой любви! Видно, не умерла у нее в душе маленькая девочка, которая верит в счастье и ждет чуда.

Каждый раз, ложась в постель и закрывая глаза, Мария позволяла себе мысленно перенестись в один из придуманных миров. Туда, где воздух чище, вода слаще, небо выше, люди добрее. Туда, где никто не будет смеяться над тем, что сорокалетняя разведенная училка мечтает о единственном милом, о своей второй половинке, без которой не может быть счастья в жизни. Главное его узнать…

* * *

В тот день, когда началась наша история, настроение у Маши не задалось. Решительно все ее раздражало: и мрачная, щедро сдобренная мелким дождичком гриппозная погода, и буйные ученики, и бабский коллектив, и особенно возжелавший семейного уюта Эдик.

Наплевав на все договоренности, он прихватил букет и явился в гости. Лично.

— Выходи за меня, — сунув хризантемы в руки любимой, Эдуард полез за коробочкой с кольцом.

И что ему ответить, чтоб не обиделся?.. Как объяснить, что он прекрасный, со всех сторон положительный, полезный в хозяйстве, но нужный только два раза в неделю и то только для здоровья. Слава богу, слова не понадобились. Эдик сам все понял. Постоял. Посмотрел. И ушел. Даже дурой не назвал. За что ему большое человеческое спасибо.

А она осталась. Вымыла полы, вымылась сама, одела чистую, новую пижаму в мелкую лягушечку, поменяла постель, легла и заплакала, вспоминая прочитанные когда-то стихи.

Уже не встречу я тебя,

Уже не жду и не надеюсь.

И хоть устала, не любя,

В твоих объятьях не согреюсь…

А ты какой? И с кем? И где?

Скучаешь или веселишься?

Какой ты молишься звезде?

А может на меня ты злишься?

Что не узнала, не нашла

Я пониманья и участья…

Мы друг от друга далеко,

И так мала возможность счастья.

С тем Мария и уснула, чтобы проснуться незнамо где, непонятно отчего. Хотя отчего как раз понятно. Ведь причиной побудки стал удар клюшкой, спасибо, что не хоккейной, по спине.

— Вставай, оглобля ленивая, чего разлеглась?

— А?! — вскинулась с испугу Мария… и свалилась с лавки. — Кто вы? — потирая убитый бок и кося по сторонам, она шарахнулась от неопрятной старухи.

— Опять за свое? — возмущенно сплюнула бабка и замахнулась на Машу клюкой. — Не надоело еще дуру из себя корчить? Или еще раз тебе треснуть по глупой головенке для общего просветления и прояснения ума? Мать родную не узнаешь?

— Мать? — по полной обалдела от такой несправедливости Марья. — Но позвольте…

Она хотела сказать, что ее мама давно умерла и покоится на старом Россошанском кладбище вместе с отцом, бабушками, дедушками и остальными родственниками, но не успела. Полоумная старуха снова вскинула свою клюку и ринулась в атаку.

Пришлось отложить разговоры и спасаться от психической, по возможности уворачиваясь, а заодно осматриваться по сторонам. Что сказать? Окружающая действительность не радовала. Какая-то она была слишком патриархальная. Прямо-таки музей российского быта и костюма с эффектом погружения до полной кондовости. Не, ну правда. Бревенчатые стены, лавки, навесные полки, сундуки, печь с лежанкой, ухват с кочережкой и разгневанная старуха посередине. А куда подевалась родная хата с тремя комнатами, терраской, кладовкой и пристроенной ванной неизвестно.

Где-то на втором кругу Марья запнулась об лавку, прибила мизинец на левой ноге и призадумалась: ‘А куда это собственно я бегу? И зачем? От неожиданности или полного помрачения рассудка? Наверное, стоит поговорить спокойно.’ ‘Эта дама… — Мария Афанасьевна обернулась через плечо и глянула на разъяренную старуху и поняла, что до дамы той, как до Пекина в неудобной позиции, — Ну не важно… Что я с придурочными родительницами управляться разучилась что ли?’

— Тише, уважаемая, — ловко перехватив бабкину палку, твердо сказала Марья. — Давайте поговорим как разумные люди.

* * *

В результате относительно конструктивного диалога выяснилось, что Маша конкретно попала. Во-первых, она попала в древний и вроде как сказочный Новгород. Бабка Феодора, а размахивала клюшкой именно она, последний зуб давала, что тут живет-поживает не только честный люд, но и домовые, лешие, шишиги, банники, мавки с водяными, а также баба Яга, змей Горыныч и Кащей. Правда последнего давно не видели. Может забухал, а может и сложил буйну голову даром что Бессмертный. Поверить в это Мария пока не могла хотя и старалась. А за окном тем временем туда-сюда сновали люди, одетые так, словно собрались на съемки к Птушко или Роу. И развидеть их не получалось.