Переселенец - Григорий Шаргородский

Пролог

Удивительно мягкий, какой-то золотистый мрак рассеивал лишь слабый свет двух спиртовых ламп. И все же эти робкие огоньки заставляли стены подвала буквально сверкать.

Но ни свет ламп, ни даже удивительный цвет стен не интересовали распятого на деревянном щите человека. Его сейчас вообще мало что волновало, кроме боли. Кряжистый моряк оказался на удивление изобретательным малым, и все же Гатара Скользкого было трудно удивить подобными «изысками».

– Ну как, не появилось желание говорить? – с кривой ухмылкой осведомился палач и практически без паузы трижды ударил пленника в живот.

Боль вспыхнула подобно огненному ядру и расплескалась по всему телу мошенника, достигая головы и кончиков пальцев. Болевой порог был пройден уже давно, но Гатара сдерживала отнюдь не гордость, а страх – страх перед тем, кто намного изобретательнее и жестче палача-самоучки: перед Кривым Оклом.

Мучения пленника были неожиданно прерваны появлением нового персонажа этой трагической сцены. Дверь тихонько скрипнула, и в нее вошел седовласый мужчина в дорогом, черном с серебряными узорами камзоле. Сквозь муть в глазах Гатар все же сумел узнать ненавистного всем преступникам города графа Гвиери.

– Ну и как у нас дела? – осведомился граф, подходя ближе.

– Молчит, скотина, – сплевывая на пол, ответил невысокий, почти квадратный мужчина, выполнявший роль палача.

Впрочем, это занятие явно не было его основной профессией. Длинный, до середины бедра серый камзол без рукавов с узким стоячим воротником, короткие мягкие сапожки и конечно же пышные бакенбарды выдавали в нем кронайского моряка, который вряд ли опозорит род дельфина грязным занятием. Но у графа Гвиери и дворяне будут чистить конюшни, считая, что занимаются достойным делом.

– Плохо, очень плохо, – устало вздохнул граф, подходя вплотную к распятому пленнику. – Может, передумаешь? То, что тебя ждет дальше, намного хуже самой сильной боли и даже смерти.

В ответ мошенник хотел плюнуть в лицо графу, но догадливый кронаец резко ударил его в живот, и Гатар подавился собственным плевком.

– Ну что ж, придется пойти на крайние меры. – Граф еще раз вздохнул, и понятливый Карн тут же поставил позади него маленькую табуретку.

Гвиери грузно сел на жалобно скрипнувший предмет мебели. Когда-то граф мог похвастаться могучим телосложением и незаурядной ловкостью, но, увы, годы не пощадили былого победителя рыцарских турниров и любимца женщин. Его тело хотя и не заплыло жиром, но уже не обладало ни стройностью, ни силой. А почти вторые сутки без сна окончательно утомили уже далеко не молодого графа.

Непонятные события в городе накатывали, словно горная лавина, а он до сих пор не мог понять, что именно происходит. Странным образом в этих событиях были завязаны и верхи, и низы общества. Столица княжества гудела в предчувствии неких перемен, а интуиция старого воина вопила об опасности. Но если на поле боя, почувствовав неладное, ему достаточно было оглянуться вокруг, чтобы найти источник опасности, то здесь приходилось прикладывать титанические усилия, дабы уловить хоть тень угрозы.

Даже поимка Гатара Скользкого, которого осведомители называли важной фигурой в бродящем котле запутанной интриги, закончилась полным провалом – Гатар молчал.

Упрямство мошенника и острая нехватка времени подталкивали графа к использованию крайнего средства – магии. Граф не разбирался в магическом искусстве, так же как и большинство его современников: люди вынесли из своего темного прошлого страх перед магией, и теперь она была под строжайшим запретом. Но ситуация становилась безвыходной, к тому же у графа имелся подходящий специалист, и он все же решил рискнуть.

Профессор Урген, которого граф поймал на скупке запрещенных артефактов, но не послал на костер, а приберег для себя, предлагал невиданную вещь – поселить в теле человека какой-то потусторонний дух, привязывая его к так называемому «камню душ».

Это давало несколько плюсов: духу некуда деваться из тела, кроме как обратно в камень, поэтому вызванной из темного мира сущности придется выполнять приказы. К тому же новому «жильцу» доставалось не только тело, но и память носителя, что позволит узнать, что же на самом деле происходит в городе.

И все же риск замараться грязью древней магии и никогда не отмыться от нее был чрезвычайно велик. И только где-то в глубине души он понимал, что поступает так не от безвыходности, а желая испытать запрещенное оружие в деле.

Граф устало растер ладонями лицо и решительно встал. «Выбора нет, и промедление смерти подобно».

Княгиня Лара, которая всегда очень внимательно относилась к советам старого друга ее отца, вдруг как-то охладела к Гвиери. А на последнем Большом Совете барон Немеш смотрел на графа с таким выражением на лице, словно точно знал день и час его смерти. «Он смотрел даже без ненависти, а с брезгливой жалостью!»

Сомнения графа были прерваны появлением красавицы Яны и плюгавенького профессора.

– Ваша, милость, я доставила этот диковинный гриб, как приказывали, – озорно улыбаясь, отрапортовала истинная дочь степей. Невысокая и смуглая, как все хтары, Яна обладала стройным телом и весьма соблазнительными формами, при этом была опасна как камышовая кошка и настолько же игрива.

Девушка не удержалась от очередного озорства – тесно прижалась своим изрядным, прикрытым лишь тонкой блузкой бюстом к спине профессора, а затем подтолкнула его в сторону графа. Как результат – пожилой ученый залился краской смущения и смог прийти в себя лишь через пару минут.

– Профессор, соберитесь, у нас мало времени, – устало сказал ученому граф и недовольно посмотрел на Яну.

Девушка потупила взор и даже слегка присела в книксене. Но граф был уверен, что под полуприкрытыми веками с длинными ресницами пляшут чертенята.

– Профессор!

– А? Что? – постарался собраться Урген, но наткнулся взглядом на распятого мошенника и опять впал в ступор, но в этот раз побледнев. Профессор, одетый в немного мешковатую «скуху» – просторный балахон с капюшоном, традиционный наряд как ученых, так и священников, – подслеповато сощурившись, смотрел на пленника. Его и без того бледное лицо стало похоже на желтую бумагу древних манускриптов, а длинный нос еще больше заострился.

Дело решил Карн. Он подошел вплотную и тихо произнес:

– Проф, если ты сейчас же не начнешь работать, то займешь его место.

Слова крепыша возымели моментальное действие, и Угрен встрепенулся. Затем его мысли явно приняли научный характер, и до этого момента растерянный и испуганный человек преобразился.

Он резким движением пригладил длинные, немного слипшиеся от пота черные волосы, быстро присел на корточки и начал доставать из своей сумки баночки, иглы и другую малопонятную мелочь. Когда в руках профессора появилась угольная палочка, он встал, осмотрел золотисто-белый с красными разводами пол и решительно отодвинул Карна в сторону.