Волчонок - Генри Лайон Олди

Пролог

Всем известно гордое высокомерие, с каким помпилианцы относятся к людям иных рас. Отметим: к свободным людям. Чужую свободу они воспринимают иначе, чем мы, — для Помпилии это нефть и газ, ядерный распад, энергия для промышленности. Но стоит свободному человеку стать рабом, как он больше не может рассчитывать на высокомерие помпилианца. Он вообще ни на что уже не может рассчитывать. Равнодушие — толстая, могучая корка льда, под которой колышется черная бездна, скрывающая чудовищ.

Собственно, тут — в уникальном симбиозе помпилианца и раба — кроется суть нашего взаимонепонимания. Здесь же зарыт корень всех неврозов и комплексов, лежащих в основе психики здорового (подчеркиваю: здорового!) помпилианца…

Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии

— Удав? — не поверил мальчик.

Глаза его горели от восторга.

— Огромный, — подтвердил дед. — Тигровый. Метров семь, не меньше.

Он не стал объяснять внуку разницу между удавом и питоном. Подрастет — узнает, если захочет.

— А как его звали?

— Катька.

Мальчик подпрыгнул от удивления:

— Это была удавиха?

— Точно так, парень. Тигровая удавиха Катька. Добрейшей души тварь…

— А что она ела?

— Вальтер давал ей крыс. Еще — голубей, уток. Однажды недосмотрел, и Катька сожрала обезьянку клоуна Гомеля. Вальтер долго извинялся перед Гомелем, даже купил ему новую обезьянку, но ничего не получилось. Гомель послал Вальтера…

— В задницу!

Ладонь деда шлепнула сквернослова по губам.

— Куда подальше. А Катьку он просто возненавидел.

— Ну и дурак!

Одним прыжком мальчик перемахнул через перила веранды. Внизу, на земле, лежала бухта пеньковой веревки — дед третий день собирался укрепить загон новыми жердями, да все откладывал. Ухватив веревку за разлохмаченный конец, мальчик обмотался пенькой с ног до головы. «Катька! — вопил он, вертясь мелким бесом. — Эй, Катька!» Мальчик еще не решил, кто он: укротитель Вальтер или генерал Ойкумена, спаситель Галактики, схватившийся с могучим удавом-модификантом в джунглях Канцуны. Пряча улыбку в густых усах, дед следил за внуком. По мнению старика, больше всего парень напоминал сейчас ту самую злополучную обезьянку, подвернувшуюся Катьке в скверную минуту.

Но скажи об этом герою — обид не оберешься.

— Дальше! — потребовал мальчик.

Кряхтя, дед достал из кармана куртки флягу. Отвернул пробку — кругом запахло крепчайшей ракией. Глоток-другой — зная цену паузе, дед не торопился с продолжением рассказа. Лицо его сморщилось от удовольствия. Подвижное, забавное лицо, словно маска, сделанная из пористой резины, — брови домиком, нос картошкой, губы оладьями. Казалось, старик удивляется всему на свете.

— Вальтер работал с хищниками. Леопарды, ягуары. Трое лигров…

— Тигров, дедушка.

— Лигров. Ты когда-нибудь видел полосатого льва? И грива у них короткая, будто стриженая. Лигры, парень: самец и две самки. Еще махайрод-альбинос с Целии-два. Спал, красавец, сутки напролет. Клыки что кинжалы: зевнет — и публика ревет от счастья. На манеж Вальтер выходил с ягуаром на плечах. Между прочим, тот еще рюкзачок. Сто десять килограммов живого веса. Вальтер был голым по пояс, в шароварах из красного шелка. Женщины при виде его мышц…

«Писали кипятком», — беззвучно шевельнулись губы деда.

— …устраивали овацию, — закончил он. — Кланяясь, Вальтер незаметно подбрасывал ягуара, и зверюга кувырком слетала на заранее установленную тумбу. Случалось, если Вальтера забирал кураж, он брал на плечи не ягуара, а Катьку…

— И Катька дралась с махайродом!

— Вынужден тебя разочаровать…

В небе, время от времени прячась за облаком, плыла надменная Лукреция — спутник Октуберана. Пылевые облака вокруг млечно-желтой красотки сверкали вуалью, густо усыпанной алмазами. Из-за холма тянуло зябкой свежестью реки. Оттуда доносились странные звуки: скучающий великан, сложив ладонь лодочкой, лениво хлопал по воде. Это плескались бегемоты, устраиваясь на ночлег.

— Ни с кем Катька не дралась. Но Вальтер сутулился, когда выходил с удавом. Лицо его делалось красным. Пройдя на центр манежа, он начинал вертеться волчком. Небыстро, так, для виду. Живой шарф сползал с Вальтера в опилки, Катька поднимала голову и внимательно осматривала партер. На самом деле она ничего толком не видела. У змей вообще слабое зрение. Но когда здоровенный удав, поднявшись на хвосте, вглядывается в тебя… Слабонервные дамочки из первых рядов падали в обморок. Потом Катька обвивалась вокруг тумбы с махайродом и дремала до конца номера. Смотай веревку в бухту, парень…

— Дедушка!

— Смотай, или я не стану рассказывать дальше.

Ворча, мальчик подчинился. Они были похожи: старик и ребенок. Худощавые, жилистые; в движениях мальчишки сквозила порывистость, которая с годами станет обдуманной, возможно, жестокой резкостью. В расслабленности деда таилась резкость, которая с возрастом научилась беречь силы, не расходуя их попусту. Еще глоток ракии — если бы не сумерки, стало бы видно, что кончик дедова носа слегка покраснел.

— Молодец, — сказал дед, когда задание было выполнено. — Итак, что ты понял?

Мальчик задумался.

— Сколько весила Катька? — спросил он после долгого молчания.

— Молодец, — повторил дед. — Девяносто два килограмма.

— А ягуар — сто десять?

— Точно так, парень.

— Тогда почему Вальтер сутулился? Если ягуар…

— Ты уже знаешь ответ. Остался последний шаг.

— Меня учили в школе: чем больше вес, тем тяжелее…

Дед ждал.

— Важно, кого несешь? Да, дедушка?

— Да, — кивнул старик. — Змея тяжелее кошки, даже если она легче. Не понял? Ничего, со временем поймешь…

— Покойник тяжелей живого, — добавили с дальнего края веранды.

Груда одеял зашевелилась. Человек, подавший реплику, хрипло захохотал. Сидя, он мог сойти за богатыря. Плечи борца-тяжеловеса, грудь, похожая на бочку, лапы гориллы. Пальцы уцепились за резной столбик перил, человек рывком встал — и превратился в карлика, ростом едва ли выше мальчика. Торс гиганта несли коротенькие, выгнутые колесом ноги. Еще один рывок, и карлик уже сидел на перилах, поджав ноги под себя. Как он не падает, оставалось загадкой.

— Выпивка? — бросил карлик деду.

— Годится, — одобрил дед. — Три месяца выдержки?

— Обижаешь! Полгода…

— Больше в бочке не держи. Испортишь…