Запретная земля - Кейт Форсит

Бинни и Нику — родным по крови и духу в память о всех тех воображаемых мирах, которые мы создавали и в которых жили, с благодарностью за любовь и поддержку.

Зловещая ночь, и испуганно скрылась луна,

Ее черной воле безропотно сразу подвластна,

И в полночь на кладбище темное входит она,

И делает то, о чем даже помыслить ужасно.

Младенцев она из могил вырывает тела,

И печень их варит в своем котелке закопченном,

Над ним наизнанку семь раз повторяет молитвы слова,

И в варево сыплет змеиных голов растолченных.

Из дьявольской жижи фигуры врагов своих лепит она,

И в члены она им безжалостно острые иглы втыкает,

А после сидит у костра, ликованья полна,

А жертва ее в страшных муках свой дух испускает.

Аллан Рамзей, шотландский поэт XVII века

Смахнув слежавшуюся снежную корку, Финн уселась в бойнице зубчатой стены, свесив ноги. Она аккуратно набила свою трубку табаком и, прикрыв чашечку от ветра ладонью, прикурила ее от кремня. Блаженно вздохнув, она затянулась пахучим дымом, долго держала его в легких, а потом выдохнула длинной струей, которую тут же унес ледяной ветер.

Она снова затянулась, потом запрокинула голову и выпустила несколько идеально круглых синеватых колечек дыма. Повсюду, насколько хватало глаз, не было никаких признаков жизни, лишь пики заснеженных сосен жались к подножиям уходящих к небу серых гор.

— В этом Рурахе вообще хоть что-нибудь происходит? — спросила она у эльфийской кошки, свернувшейся у нее на коленях. — Пылающие яйца дракона, да я тут сдохну со скуки, как евнух в борделе!

Гоблин зевнула, продемонстрировав полную пасть крошечных, но очень острых зубов.

— Не могу не согласиться, — кивнула Финн. — Как думаешь, не сбежать ли нам к пиратам? С ними хоть весело…

Кошка выгнула спину дугой и зашипела.

— Нет? Тебе это не по вкусу? Ну да, ты же терпеть не можешь воду. Но ведь нам не пришлось бы в ней плавать. Думаю, на пиратских кораблях удобно, да и рыбы там должно быть полным-полно.

Гоблин принялась вылизывать усы, не удостоив девочку ответом. Финн снова вздохнула и уставилась на остроконечный силуэт Клыка. Сегодня он не скрывался в облаках, а врезался в небо, точно клык саблезубого леопарда, заслоняя горизонт.

Когда Финн впервые увидела этот потухший вулкан, он показался ей каким-то странно знакомым, пробудив рой смутных воспоминаний, тоску и ностальгию, которую она в тот момент не поняла. Тогда она путешествовала по горам верхнего Рионнагана, по противоположному склону Клыка, и считала, что никогда раньше не видела эту высокую правильной формы гору. Насколько Финн знала, она никогда раньше не покидала улиц Лукерсирея, где жила, воруя и побираясь, чтобы заработать себе на хлеб.

Финн была одной из ватаги ребятишек-нищих, которым пришлось бежать из Лукерсирея после того, как они помогли Йоргу Провидцу и его маленькому ученику Томасу Целителю избежать цепких лап Оула, Лиги по Борьбе с Колдовством. Это было еще в те дни, когда подозреваемых в колдовстве сжигали на кострах. Вместе со слепым старцем и маленьким мальчиком Финн со своими товарищами нашли убежище в скрытой от посторонних глаз долине у самого подножия Клыка. Там они основали Лигу Исцеляющих Рук, братство, поклявшееся охранять этих двоих, которые, несмотря на выдающиеся магические способности, были такими слабыми и беззащитными. В конце концов, Лига сыграла очень важную роль в свержении Оула и восстановлении Шабаша и заслужила искреннюю благодарность нового Ри, Лахлана Мак-Кьюинна.

Вспомнив об этом, Финн с тоской подумала, что те годы были самыми счастливыми в ее жизни. Несмотря на то что ей постоянно угрожала опасность лишиться руки за воровство или быть схваченной как мятежнице, наградой за риск была крепкая дружба всех ребятишек ватаги и радость от возможности вступить в единоборство с целым миром и выйти из него победителями. Хотя теперь Финн не приходилось страдать от голода и холода, ей было очень одиноко и тоскливо. Строгие рамки придворной жизни невыносимо тяготили ее, и она чувствовала, что все придворные дамы, включая и ее мать, относились к ней с холодным неодобрением.

Прошло уже пять лет с тех пор, как Финн узнала, что она вовсе не бездомная сирота, какой себя считала, а дочь прионнсы Рураха. Шестилетней девочкой Оул похитил ее, чтобы вынудить ее отца подчиняться их приказам. Правду она узнала лишь во время восстания, вернувшего Лахлану Мак-Кьюинну престол и восстановившего власть Шабаша. После этого отец забрал ее обратно в Рурах, к матери, которую она совершенно не помнила, и жизни банприоннсы, к которой она должна была снова привыкнуть. Хотя расставание с друзьями и опечалило девочку, ей очень хотелось увидеть свой дом и свою мать и пожить спокойной жизнью.

Но несмотря на то что замок Рурах оказался в точности таким роскошным и уютным, как она себе представляла, в нем было невыносимо скучно. Построенный в горах, он находился вдали от людных улиц Лукерсирея с их торговцами, ремесленниками, уличными комедиантами, ворами и праздной знатью. Молодой леди Рурах полагалось проводить время с остальными придворными дамами, осваивая премудрости вышивания и обсуждая новейшие фасоны рукавов. Но Финн совершенно не интересовалась модой, наотрез отказывалась учиться шить и считала свиту матери стаей старых суетливых куриц.

Врезающаяся в небо горная гряда, оканчивающаяся искривленным пиком Клыка, перестала быть источником смутных желаний и стремлений, превратившись в тюрьму, которая отгораживала ее от всего внешнего мира без какой-либо надежды вырваться на свободу. Если бы Финн только знала тайные горные тропки, она уже давно бы сбежала и отыскала в Лукерсирее своих прежних друзей. Но она не знала их и поэтому развлекалась единственно доступным ей способом, постоянно переча матери и ввергая в шок весь замок.

Внезапно Гоблин, уже свернувшаяся клубочком, чтобы поспать, подняла голову и навострила уши. Финн напряглась. С лестницы до нее донеслись приближающиеся шаги. Она одной рукой выбила трубку, а другую запустила в карман, вытащив оттуда небольшой квадратный пакетик из плотно сложенной черной материи. Встряхнув, она превратила его в плащ, в который проворно закуталась. Там, где шелковистый материал касался кожи, ощущалось жжение и покалывание, и все волоски встали дыбом. Она натянула капюшон, чтобы прикрыть лицо, и замерла, стараясь не шевельнуться.

На стене появился молодой долговязый мужчина и застыл в нерешительности. Это был волынщик ее отца, одетый в ливрею замка — черный с зеленым килт с белой шерстяной рубахой и черную куртку. Хотя его тощие плечи были закутаны в плед, ледяной ветер пронизывал до костей, и он дрожал, похлопывая себя по плечам.

— Миледи Фионнгал? — позвал Эшлин Волынщик. — Вы здесь? Ваша матушка хочет вас видеть. Миледи?