Черный хрусталь - Алексей Бессонов

Сейчас, по прошествии множества лет, я начинаю понимать, что моя странная история была заложена судьбой в тот туманный вечер, когда в дом моего отца прискакал рослый седой вельможа в богатых одеждах… впрочем, начиная вспоминать эти очень давние события, следует обратиться к тем дням, когда духовник нашей семьи в первый раз дал мне, еще ребенку, книгу. Я хорошо помню – это был сборник поучительных историй, собранных самим Омером; мне было четыре года, но старик считал, что я уже достаточно развит для того, чтобы впитывать книжную премудрость. Он оказался прав. Не прошло и двух лет, как я перечитал большинство книг, имевшихся в библиотеке моей матери (в основном там находились сентиментальные романы, в которых скучающая принцесса непременно похищалась молодым, непереносимо глупым, но зато обязательно бедным и белокурым князем, после чего они бежали за моря, где и жили среди желтолицых дикарей, принимая от них королевские почести), так как к своим книгам и свиткам отец меня не подпускал. Следует заметить, что отец, хоть и косвенно, но сыграл в моей судьбе важную, если не решающую, роль.

Он был аксаметом нашей провинции. Аксамет – чиновник небольшой, птичка, в общем-то, невеличка, да только он, пожалуй, был рад и этому. Отец происходил из очень древнего рода, но когда-то, за пять столетий до моего рождения, один из моих предков позволил себе смелость обыграть в кости какого-то там принца крови, и началась долгая опала, в результате которой мы потеряли и земли, и деньги – в конце концов осталось только имя. Отцу повезло: мальчишкой он попал на королевский корабль, сумел как-то выдвинуться, а потом проявил себя в сражении на глазах у самого принца Эмара. В том бою он потерял правую руку. Со службой было покончено, но в качестве награды отец получил должность. За годы, проведенные среди наших мелкотравчатых мудрецов, отец пристрастился к книгам, причем читал он все подряд: от приключений южных кочевников до философских трактатов двухсотлетней давности. Так или иначе, но книги сделали его весьма образованным человеком, он разбирался в торговле, свободно толковал о политике и мог даже поспорить с духовником на философские темы. Когда мне исполнилось десять, отец понял, что солдата из меня не получится – мать родила меня в четырнадцать, когда сама была еще практически ребенком, и я рос хилым заморышем, совершенно, казалось, не способным поднять меч. Я всегда чурался коней – и, как все знают, на мостике фрегата я и сегодня чувствую себя гораздо лучше, чем в седле, да и вообще, с книгой меня можно было увидеть куда чаще, чем, скажем, с плетью и детской рапирой. Для отца я представлял сплошное разочарование, но сдаваться он и не подумал. Он нанял лучшего в провинции фехтовальщика, старого, вдоль и поперек изрезанного мелкотравчатого бретера, и наказал ему гонять меня и днем и ночью. О, как я его ненавидел! Падая в кровать, я давал себе слово бежать – завтра же… нет, сейчас же! А с утра меня опять ждали пробежки, отжимания и, до одури, до темноты в глазах – выпады, уходы, отражения.

Са Камор, мой учитель, сделал невозможное – за те четыре года, что он жил в нашем доме, из тощего отрока с громадными глазами я превратился в не менее тощего, но уже невероятно подвижного длинноногого подростка, способного жонглировать любым клинком от кинжала до тяжкой, как моя доля, абордажной сабли. Впрочем, сам я предпочитал прямой меч в два локтя длиной. Параллельно с Камором мной занимался наш духовник, брат Сайен. Отец понимал, что с военной службой мне связываться все же не стоит, и надеялся, что я смогу найти себе какое-нибудь возвышенное занятие. Брат Сайен был личностью своеобразной. Развратник, заглядывающий под каждую юбку, балагур и выпивоха, он был человеком огромных познаний и редкого дара лекарем. Под его руководством я освоил науку трав и камней, а чуть позже – некоторые аспекты того, что невежды называют магией. По словам брата Сайена, у меня были очень сильные руки.

В общем-то говоря, все это вместе взятое и спасло меня в те черные дни, когда на нашу старую империю ринулись орды варваров. Это теперь я понимаю, что эти так называемые «варвары» давно превзошли нас и в науке, и в искусствах, а тогда-то мы, надутые, что бычьи пузыри, считали себя средоточием мудрости – еще бы, наша история насчитывала столько столетий!

Итак, был туманный осенний вечер. Это был последний год перед падением империи, и он многим запомнился холодным дождливым летом и ранней осенью. Я сидел наверху в своей комнате, погруженный в какие-то морские приключения, как вдруг за мной прибежала служанка.

– Вас требует батюшка, са, – скороговоркой сообщила она. – Срочно, са.

– Иду, – отозвался я, захлопывая книгу.

Отца я нашел внизу, в гостиной, очень встревоженным и хмурым.

– У нас важный гость, – сказал он мне, не утруждая себя предисловиями. – По-видимому, он болен, хотя и не хочет в этом признаваться. Ты должен взять свои мази и настои и попытаться помочь ему. Ренд проводит тебя.

Через пять минут старый конюх, державший перед собой два больших подсвечника, провел меня в небольшую комнату в правом крыле дома, которое считалось как бы вотчиной моего отца – без его приглашения туда не заглядывала даже мать.

В комнате было жарко, даже, пожалуй, слишком. Тогда, конечно, я не знал, что при лихорадке ю-ю человека мучает адский холод – тогда я даже не слышал о такой болезни. На старой деревянной кровати, придвинутой к полыхающему камину, лежал не старый, но уже седой мужчина очень крупного телосложения. Он был настоящим гигантом: наверное, его руки могли бы переломить боевое копье. Услышав скрип двери, мужчина поднял веки, и я поразился нездешней голубизне его глаз – у нас на юге такие глаза встречаются очень редко.

– Я сын хозяина, аксамета Маттера, – поспешно представился я. – Я немного разбираюсь в травах… я попытаюсь помочь вам.

– Это бесполезно, – улыбнулся наш гость. – Разве что ты найдешь что-нибудь обезболивающее. У меня болит живот.

– Да-да, конечно, – я раскрыл свой ящичек и после короткого раздумья протянул больному небольшую склянку.

По его одежде, а это была хоть и потрепанная, но все же роскошная одежда, становилось понятно, что наш гость занимает видное место. В то же время во всем его облике чувствовалась некая, едва уловимая, чужеродность: мне казалось, что этот вельможа много лет провел в каких-то далеких, неведомых мне землях. Взяв мою склянку, он привстал, чтобы выпить, и в этот момент из-под его спины на пол выпал какой-то продолговатый темный предмет. Сперва я не обратил на него внимания. Выпив зелье, вельможа обессиленно рухнул на подушки и глухо произнес:

– Я хотел бы попросить тебя посидеть со мной некоторое время. В последние годы мне страшно засыпать одному. Потом ты пойдешь к себе…

Я удивился, как может быть страшно такому могучему, сильному человеку. Тем временем наш гость начал похрапывать. Некоторое время я сидел, не решаясь пошевелиться, а потом мой взгляд упал на тот самый предмет, закатившийся под кровать. Стараясь производить как можно меньше шума, я опустился на корточки и осторожно взял его в руки.