Детский мир - Марина Ли

Пролог

Сирена панически кричала, заглушая все мысли и мешая сосредоточиться на главном, а бортовой компьютер равнодушно вещал:

– Внимание! Угроза внешнего нападения. До сбрасывания капсул осталось 15 минут. Угроза нападения. Угроза нападения. До сбрасывания капсул осталось 14 минут.

– Да выключи ты к эту тарахтелку! – взревел капитан, трясущимися руками щёлкая по тумблерам и раз за разом вводя в главный компьютер одну и ту же команду.

– Слушаюсь, кэп, – ответил первый помощник, и через секунду в рубке наконец наступила тишина.

– Что случилось? – капитан был взволнован и даже немного напуган. Впрочем, ни первый помощник, ни второй пилот не могли с уверенностью сказать, нервничает их высокое и почти бессмертное начальство, или нет. Они были всего лишь обычными людьми, где уж им до королевского спокойствия тех, в ком течёт голубая кровь.

– Кэп… – сержант заглянул в рубку, бледный, как смерть. – Кэп, у нас тут…

– Помолчи, Ёж, – рявкнул капитан, не глядя на младшего брата. – У нас тут полный бардак!

Через секунду непрестанно мигающая лампочка на табло успокоилась, и все посмотрели на неё с настороженным вниманием.

– Неужели всё? – прошептал первый помощник.

– Уф… – выдохнул капитан и отвалился на спинку кожаного кресла. С секунду посидел с закрытыми глазами, а потом обратился к сержанту:

– Так что там такое смертельно-неотложное, Ёжик?

– Именно, что неотложное, – ещё больше бледнея, произнёс брат капитана. – Кто-то сбросил две капсулы.

Капитан посмотрел на экран молчаливого компьютера, наклонил немного голову и хрипло уточнил:

– Только не говори мне, что это…

– Не скажу, – поспешил заверить сержант.

Хозяин судна почернел лицом и обречённо прошептал:

– Она убьёт меня.

По правилам игры участники подбрасывают мяч вверх или бьют им по земле со словами: «Я знаю пять имён мальчиков (девочек, названий городов, животных, цветов и т. д.), при этом считая: Дима – раз, Вася – два, Лёша – три и т. д. Когда кидается мяч – произносится только одно имя (название). Если игрок ошибается или долго думает – мяч передаётся другому участнику. Побеждает игрок, который дольше всех играл с мячом и ни разу не ошибся.

На сегодняшнем ужине кроме меня, Цезаря, Мастера Ти и Палача были её величество Кло с сыном, а также их невыносимость Клиф и генерал Цветков, чтоб его разорвало, наконец! А также его супруга, да постигнет её та же участь.

Поэтому не было никакой возможности отправить на ужин Тень. Самой пришлось идти.

– Лялечка, вы сегодня удивительно молчаливы, – проворковала вышеозначенная супруга. Она почему-то решила, что раз нас с ней посадили рядом, мы автоматически становимся подружками.

– Не обращайте внимания, – проворчала я, изо всех сил стараясь, чтобы моё ворчание долетело до Сашки. – Просто критические дни.

Мастер Ти отвратительно громко царапнул вилкой о тарелку и поднял на меня пугающие чёрные глаза.

Я замерла, ожидая Сашкиной реакции, но Цезарь только раздражённо дернул плечом и продолжил что-то нашёптывать королеве на ушко.

Зато Мастер Ти оживился.

– Дорогая, – потянулся ко мне через стол и перехватил мою правую руку. – Если вам по этому поводу нужен совет, то я…

– Руки убрал! – Сашка повернул голову в нашу сторону, и я увидела, как возле ямочки у него на подбородке пульсирует синяя жилка.

Мастер Ти только ещё сильнее сжал мои пальцы и скороговоркой выпалил:

– Вы же знаете, Лялечка, в Доме мы вас всегда встретим с распростёртыми объятиями…

– Ты озверел, Могилевский!?? – рявкнул мой старший брат так, что в люстре над головой две висюльки ударились друг о друга и спикировали прямо в тарелку к той самой супруге, которой вдруг захотелось стать моей подружкой.

А в тарелочке был острый помидорный суп, красный, обжигающий. И, как оказалось, очень оригинально играющий на белом атласном платье. Супруга раздражённо вскрикнула и сделала вид, что ничего не произошло:

– Лялечка, – произнесла она все тем же елейным тоном, следя за тем, как Могилевский медленно прячет руку под стол, – А что вы думаете по поводу последнего номера «Цезарь навсегда»?

– Нам ещё не приносили, – сказала я, не подумав, и застыла под ледяным Сашкиным взглядом.

– Вам? – генерал оторвался от королевского декольте и обернулся ко мне. – Я думал, цесаревна живёт в Башне Одиночества.

– Живёт, – промямлила я, торопливо затыкая свой болтливый рот гигантской креветкой. – И ещё активно изучает эпоху Вассального подчинения. Вот её и заклинило на множественном числе… Так и говорю теперь: мы поели, мы попили, мы сдали экзамен, мы прочитали журнал, у нас критические дни…

Сашка опалил меня гневным взглядом, а Мастер Ти липким. Сразу захотелось пойти и помыться, а потом прыгнуть в кровать к Тени и прошептать:

– Тоська, хочешь, расскажу сказку?

Но тут в распахнутую дверь галопом влетел посыльный и проскакал до Сашкиного кресла, которое больше всего напоминало чудовищный зелёный трон, шепнул что-то на ушко. Что-то, от чего Цезарь нахмурился, оскалился, словно сглатывал горький спиртовой коктейль, повернулся к её величеству Кло и процедил:

– Прошу пройти в переговорную.

А затем, не глядя в мою сторону:

– Ольга, иди к себе.

Я замерла на месте с ложкой помидорного супа у рта, в положении полусогнутом и слегка униженном. Он серьёзно? Вот так вот, вышвырнуть меня, словно щенка? Облизала ложку и потянулась за второй.

– Оля, ты меня плохо слышишь?

Он даже не посмотрел в мою сторону. Неужели Палач прав, и у Цезаря действительно есть глаз на затылке?

– Я просто хотела… – «спасти свою гордость перед всеми этими шакалами»?

– Марш к себе! – приказал Сашка, а с люстры сорвалась еще одна висюлька, и снова в тарелку с не моим помидорным супом.

Я встала. На негнущихся ногах гордо дошла до двери, брезгливо оттолкнув руку Мастера Ти, чтоб его разорвало! Прокляла Сашку ледяным взглядом, когда за собой закрывала дверь. А потом подобрала юбки вечернего платья, задрав подол почти до пояса, и помчалась в комнату, которая примыкала к переговорной.

Когда ты живёшь в Башне Одиночества, то хочешь-не хочешь выучишь все тайные ходы дворца. Самым сложным во всей этой ситуации было отдышаться. Потому что дышала я громко и со свистом, и все законы физики указывали на то, что если слышу я, то, вероятно, слышат и меня.