Розы и тлен - Кэт Ховард

* * *

Моей сестре

Марин села на мою кровать рядом с почти собранным чемоданом.

– Имоджен, мне так не хочется, чтобы ты уезжала.

О себе я того же сказать не могла.

– Через два года я бы все равно уехала в колледж.

– Да, но ведь это было бы только через два года.

Она порылась в куче моих футболок и вытащила одну, с розой, вышитой обтрепанными лентами.

– Между прочим, это моя.

– Извини, забыла. – Я взяла Марин за руку и провела большим пальцем по ее побледневшим шрамам. Вот беда, мои следы от ожогов зажили не так гладко.

– Ты же знаешь, я не могу остаться, Марин.

– Знаю, – сказала она, глядя на наши сплетенные руки. – Поверить не могу, что она позволила тебе уехать.

– Это все очарование «Блэкстоуна». Она считает эту школу очень престижной.

Чтобы мое бегство из дома стало возможным, я все тщательно спланировала. Я понимала, что должна сыграть на непомерных амбициях матери, подсунув ей информацию, которая потешит ее эго и победит нездоровое удовольствие, которое она получает от противостояния со мной. Только две недели спустя после моего зачисления в школу-пансион, которые тянулись мучительно долго, она так и быть разрешила мне туда поехать. Она не давала согласия, пока не обнаружила приглашения на собрание родителей. К приглашению прилагался пресс-релиз, где упоминалось, что сын известного дипломата учится в этом престижном заведении.

– Понятно. И теперь она может смиренно утирать слезы и твердить, как скучает по тебе, но не хочет становиться на пути к мечтам дочери, и раз это так важно для тебя, то она, как любящая мать, готова пойти на жертву. – Марин театрально всхлипнула и изобразила, что утирает слезы.

– Жуть, как похоже ты ее передразниваешь!

– Благодарю! – Марин поклонилась. – Я сейчас уделяю большое внимание актерскому мастерству. Это очень помогает созданию образов в балете. – Она помолчала. – Ты приедешь на Рождество?

Я сильнее сжала ее руку, потом отпустила. Как раз год назад, на прошлое Рождество, мы и получили безобразные шрамы. Так что это уж точно не самый любимый мой праздник.

– Ради тебя? Конечно, приеду. А еще есть электронная почта. И мобильные телефоны. Я ведь еду в школу, а не лечу на Марс.

Рождественские каникулы длятся всего две недели, и ради Марин я смогу потерпеть.

– Марин, если ты не спустишься через три минуты, то опоздаешь на занятия, – раздался снизу вкрадчивый, но полный яда голос нашей матери, от которого мороз пробирает.

Марин закатила глаза и подхватила сумку с пуантами, трико и всем остальным, что нужно для танцев.

– Как же она меня достала. Постоянно следит за мной, даже в балетную школу на машине за мной таскается.

– Марин, спускайся немедленно! Если не будешь серьезно заниматься, не сможешь стать лучшей. На свете сотни талантливых девушек! Тысячи! Конечно, я создаю для тебя все возможности, чтобы ты превзошла их, но ты должна относиться к занятиям со всей серьезностью. – Кажется, мать уже начала терять терпение.

– Ты начинаешь брать еще и дополнительные уроки балета? – спросила я.

– Больше усердия, и ты затмишь их всех, – произнесла Марин, имитируя голос и манеры нашей матери.

– Но ты и так лучше всех в вашей школе!

– Я достаточно хороша для их уровня. Но чтобы танцевать по-настоящему, я должна постоянно совершенствоваться. Так что дополнительные занятия действительно не помешают.

Она остановилась в дверях и обернулась.

– Просто не понимаю, почему я тоже не могу туда поехать. В этот ваш «Блэкстоун». Если бы ты сказала мне раньше, я бы что-нибудь придумала. Может, ты просто не хочешь, чтобы я была там с тобой?

– Я полтора года копила, чтобы оплатить обучение в этой школе. И все равно не смогла бы уехать раньше следующего года, если бы не получила стипендию. А плату за двоих я бы точно не потянула.

Я спрятала счет от матери, а затем внесла всю сумму за обучение вперед, и теперь могла не беспокоиться о том, что мои накопления внезапно исчезнут.

Сестра повесила спортивную сумку на плечо.

– Ладно. Мне, в общем, все равно. Увидимся на Рождество.

Когда я распаковала чемодан в своей новой комнате в школе-пансионе, кофточка Марин с вышитой розой была среди моих вещей. Я коснулась пальцами ленточек, убеждая себя, что у сестры все будет хорошо, что я поступила так, как должна была поступить.

Я не приехала домой ни на Рождество, ни на другие праздники. Мы с Марин ни разу даже не поговорили за следующие четыре года. И ни разу не виделись.

И вот спустя десять лет после моего расставания с сестрой, я снова складывала вещи, но теперь – чтобы жить вместе с ней. На этот раз я не просто собирала чемодан, но упаковывала все свое имущество для вывоза из квартиры, а Марин не сидела на моей кровати, – мы разговаривали с ней по громкой связи.

– Я выезжаю через четыре часа после тебя, – сказала она. – Давай встретимся у нашего домика в «Мелете». Если, конечно, ты не хочешь меня подождать.

– В аэропорту? Четыре часа? – спросила я, заклеивая коробку с тарелками. Большая часть моих вещей отправлялась на склад. В «Мелете» они мне не пригодятся. Все необходимое, включая тарелки, постельное белье, полотенца и прочее, предоставлялось вместе с жильем в поселении для художников, артистов и вообще людей искусства, куда мы с сестрой сейчас и направлялись.

– Ты права. Это, конечно, глупо. Встретимся сразу на месте.

– У тебя все в порядке? – спросила я. – Мне кажется, ты немного нервничаешь.

– Это не нервы. Просто эхо в твоем телефоне. Люблю тебя!

– И я тебя люблю!

На самом деле, голос Марин звучал странно. Но не потому, что раздавался из динамика в полупустой комнате. Я не могла не понимать, откуда берутся эти тревожные нотки. И я волновалась из-за того, что мы с ней опять будем жить под одной крышей, что неизбежно вызовет ужасные воспоминания. Я любила сестру, и очень скучала по ней, но трудно оставить прошлое позади, если тот, кто будит воспоминания, живет рядом.

Я запечатала последнюю коробку клейкой лентой и провела по ней ладонью, проверяя надежность упаковки. Все же славно, что мы снова будем жить вместе. У нас обеих все будет просто замечательно.