Измена. Отбор для предателя - Алиса Лаврова Страница 9

Вместо того, чтобы развернуться и бежать, я, повинуясь какому-то странному наитию, шагаю вперед, не прерывая зрительного контакта со зверем. Шерсть на его загривке вздымается и он делает резкий выпад, одновременно клацая страшными острыми зубами. Но я, несмотря на то, что сердце мое уходит в пятки, не шелохнусь, а после, осыпая себя саму проклятьсями за самоубийственную отвагу, делаю еще один шаг навстречу.

—Элис, ты чего? Беги!— кричит Клементина издали, но я не обращаю внимания. Какая-то новая сила словно тянет меня вперед, вопреки моему страху.

Сухие еловые иглы шуршат под моими босыми ногами и я делаю еще шаг. А в следующее мгновение с ужасом осознаю, что вытягиваю руку, чтобы коснуться страшного зверя пальцами. Одна моя часть кричит от ужаса и требует, чтобы я бежала без оглядки, но другая, куда более мудрая и спокойная, требует, чтобы я коснулась его.

—Ты голоден,— слышу я собственный голос, сама удивляясь тому, как спокойно он звучит, словно говорю не я,— страшно голоден и измотан.

Я кладу руку на темную густую шерсть волка, чувствуя под пальцами торчащие кости хребта и ребер.

К моему удивлению, волк не скалится больше и не рычит, вместо этого он опускает морду и начинает терется об мою ногу.

—Бедный, ты совсем исхудал,— говорю я и садясь на корточки глажу его по загривку. Красивое гордое животное поднимает голову и снова глядит мне в глаза. Теперь в его взгляде нет вызова, только покорность и как будто понимание.

—Мне нечего тебе дать, кроме своей жизни,— говорю я,— такой же, как я, голодный, одинокий и брошеный. Когда я прикасаюсь к нему, мне кажется, что я могу чувствовать события, что происходили с ним в прошлом. Странные смутные картины проплывают перед моими глазами и мне становится до боли печально от того, что я чувствую.

—Они изгнали тебя и не разрешили возвращаться в стаю.

Он моргает, глядя на меня и облизывает мою руку шершавым розовым языком.

—Жаль я ничем не могу помочь тебе сейчас,— говорю я с горечью.— Я сама не в лучшем положении. Не советую тебе подходить ближе к дороге, там люди с арбалетами, они стреляют металлическими болтами, если ты попадешься им на глаза, они убьют тебя ради забавы.

Глажу волка по спине и говорю ему еще какие-то слова, и чувствую, что он как будто понимает, если не саму человеческую речь, то ее смысл.

—Так у тебя дар зверолова,— слышу я ошарашенный голос Клементины из за спины.

Волк тут же ощетинивается и начинает рычать.

—Тихо, тихо, она друг,— говорю я ему,— она не обидит.

Он недоверчиво смотрит на нее, но рычать перестает.

—У меня нет никакого дара,— говорю я.

—Ну конечно, если так, то я тогда — девственница,— хмыкает Клементина недоверчиво.— Ты только что приручила дикого лесного волка. Черные — самые свирепые — это каждый знает. А этот еще и голодный судя по всему.

—Я ничего не делала,— смущенно говорю я,— оно само, я словно бы…

—ЗНаешь что? Ты, похоже, совсем дурочка и ничего не понимаешь, Но если кто-то об этом узнает. Особенно если это станет известно церковникам, они тебя закопают заживо, а после выкопают и сожгут. Хорошо, что этого, никто, кроме меня, не видел. Пойдем, скорее.

—Подожди,— говорю я, сажусь рядом с волком и смотрю ему в глаза.

—Беги в лес, за нами не ходи.

Он недовольно рычит, и стоит мне отойти на два шага, догоняет меня и заглядывает мне в глаза, словно ожидая команды.

—Похоже, у нас проблема,— говорит КЛементина.— Думаю, пятнадцать минут давно прошли.

—Но мы не можем оставить его тут, он голоден.

—Если мы останемся тут, мы сами умрем от голода, холода и истощения,— говорит она и настойчиво тянет меня за собой.

Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с волком. Он сидит на месте и едва слышно скулит., словно не хочет меня отпускать.

—Прости,— одними губами говорю я и отворачиваюсь.

—А вот и наши опоздавшие,— с радостной улыбкой встречает нас мать Плантина, когда мы, возвращаемся с охапкой веток.— Вот те, у кого не хватило мозгов даже на то, чтобы поднять пару веток с земли и вернуться вовремя. Ох и тяжело вам будет дальше…

Я бросаю ветки рядом с костром, который уже разожгли. Один из охранников колдует над котелком, от которого во все стороны распространяется головокружительный аромат. Он бросает на меня приветливый взгляд и едва заметно улыбается.

—А ну-ка подойдите сюда,— обманчиво ласковым голосом говорит мать Плантина. Девушки, сгрудившиеся возле костра улыбаются и сдавленно хихикают. Похоже, не до смеха теперь только нам с Клементиной.

Я подхожу к ней и смотрю ей в глаза.

Пошла она в пекло, я не буду прятать глаз, как провинившаяся гимназистка.

—Мы принесли дрова,— говорю я,— больше, чем все остальные.

—Время вышло,— говорит она и показывает мне песочные часы.— Вы слышали, что будет с теми, кто не умеет выполнять приказы.

—Клементина не виновата, она задержалась из за меня,— говорю я, не в силах сдержать дрожь от усталости, напряжения и голода. Что-то внутри сводит так сильно, что я едва не сгибаюсь пополам.

—Это правда?— спрашивает мать Плантина, переводя взгляд своих безжизненных серых глаз на Клементину.

Та лишь пожимает плечами:

—Мы собирали дрова вместе, если хотите наказать ее, наказывайте и меня.

Мать плантина качает головой и поджимает губы.

А потом, внезапно, размахивается и что есть силы бьет Клементину по щеке, отчего та падает на землю.

—Запомни, грязная девка. Одна гнилая душа тащит на дно другую, этому не будет ни конца, ни края,— шипит старуха.— Мы приходим в этот мир в одиночку и покидаем его в одиночестве, в смертных судорогах, или в горячке, от кинжала, или огня. Слабость и глупость — вещи, которые разъедают душу сильнее любого другого греха. Но хуже всего ложь! Вы будете сидеть и смотреть, как едят остальные, а потом побежите за повозкой, стирая ноги в кровь. Возможно это вас чему-то научит.

При виде того, как бьют мою новую подругу, что-то внутри меня словно бы обрывается. Какая-то туго натянутая цепь со звоном разрывается в моей душе. Этого нельзя терпеть! Я больше не стану!

—Это убьет нас,— говорю я и хватаюсь за руку Плантины, когда та снова замахивается, чтобы ударить Клементину. Следующую фразу я говорю шепотом, чтобы не слышали остальные,— подумай, что будет, если кое кто не доедет до обители? Неужели ты думаешь, что тебе это спустят? Если бы они хотели моей смерти, они просто убили бы меня, а не отсылали с глаз долой.

Мать плантина отшвыривает меня в сторону, как ребенка и брезгливо отряхивает свое серое облачение. Яо вижу по ее глазам, что мои слова ударили в самую точку.

Ивар