Константин Великий - Аркадий Малер

Часть 1. РИМСКИЙ КОСМОС 1. Римский миф

Римский император Флавий Валерий Константин I (272–337) относится к тем немногим личностям в истории человечества, про которых можно прямо сказать, что они повернули ход мировой истории, а их деятельность оказала влияние на весь мир и на все времена.

Конечно, и до Константина в Римской империи были правители, обладавшие не меньшим политическим могуществом, но у них не было универсальной идеи, придававшей их власти всемирно-исторический смысл. Также и после Константина были правители, предлагающие миру какие-либо универсальные идеи, но у них не было той власти, которая могла быть только у императора Римской империи в те времена, когда ни одно государство на земле не могло сравниться с ней в могуществе. Это уникальное сочетание великой идеи и великой власти позволило Константину сделать нечто большее, чем просто государственную реформу. Оно позволило императору основать новую цивилизацию, а именно — христианскую европейскую цивилизацию, к которой сегодня относятся страны на колоссальном пространстве от России до Америки. Для них христианская вера, греческая философия и правовое государство остаются значимыми ценностями. За всю свою историю эта цивилизация не раз раскалывалась и собиралась, но в эпоху Константина она представляла собой единое централизованное государство, уходящее далеко в глубь всех берегов Средиземного моря.

Между тем, хотя профессиональные историки посвятили немало исследований жизни и деятельности Константина Великого, популярность этого имени сегодня совершенно неадекватна его реальному значению. Мы в подробностях знаем полупридуманные биографии десятков проходных политиканов, шарлатанов и шоуменов и делаем из них кумиров, чтобы завтра о них забыть; мы также хорошо знаем все детали из жизни многих тиранов и революционеров, разрушавших эту цивилизацию и паразитировавших на ее наследии, но мы не знаем того, кто основал эту цивилизацию и чье имя более тысячи лет было ориентиром для всех европейских политиков, желающих созидать христианский мир, а не рушить его.

Главным мировоззренческим достижением Константина стало объединение двух культур — культуры Рима и культуры Церкви, отношения между которыми до тех пор были противоречивыми. Речь идет не просто о взаимодействии двух конкретных этических и эстетических традиций, речь идет об объединении самой идеи Рима и самой идеи Церкви в особую религиозно-политическую идеологию. Эта идеология позволила христианству превратиться в основополагающую религию Европы, а самой идее Рима обрести абсолютный смысл, выходящий далеко за пределы пространства и времени империи. Поэтому невозможно понять все значение Константина и драматическую траекторию его жизни, если сначала не прояснить для себя две основные идеи этой жизни — идею Рима и идею Церкви в их историческом становлении.

Бесконечная сила обеих идей, и идеи Рима, и еще более идея Церкви, в значительной степени заключалась в том, что они были обращены к каждому человеку без каких-либо различий. Но адекватно понять и прочувствовать этот сложный синтез, адекватно осознать эту новую римскую идеологию без ее вульгарного извращения могли, конечно, только представители образованного класса, внутри которого и происходила основная борьба по поводу этих идей. Это очень важное замечание, потому что впредь, когда разговор зайдет о каких-либо исторических событиях, касающихся империи или Церкви, мы должны отдавать себе отчет в том, что их исторический смысл осознавался только той чрезвычайно малой частью общества, которая не только умела читать и писать, но также готова была рассуждать о происходящих событиях на основании того интеллектуального наследия, которое к началу IV века оставила им греческая и латинская письменность. Сам Константин, разумеется, был представителем этого класса, и он прекрасно понимал, что его идеологическое творчество в первую очередь должно быть принято образованной частью населения. Ведь именно образованные и мыслящие люди поддержат его дело в дальнейшем, и именно они могут оказать ему наиболее острое сопротивление. Эту часть общества нельзя удовлетворить одним только производством «хлеба и зрелищ» (рапет et circenses), оно будет задавать сложные вопросы и его нужно убеждать, тем более если ты не только не хочешь, чтобы тебя считали тираном, но даже претендуешь на звание христианина.

При этом, поскольку речь идет об объединении двух миров, римского и церковного, Константину необходимо было стать убедительным не только для римской интеллектуальной элиты, но и для христианской, до сих пор не видевшей столь внимательного отношения римской власти. Таким образом, коль скоро мы говорим о возникновении нового исторического смысла, привнесенного Константином, то сама история жизни Константина и его государства интересует нас в первую очередь как история смыслов. Из более чем 50 миллионов населения Римской империи в начале IV века подобным образом эту историю осознавали только те люди, которые сами готовы были в ней участвовать. Поэтому, говоря о римской истории, мы можем смотреть на нее только с позиции образованного римлянина, наблюдающего за тем, что происходило в его государстве, либо с ужасом, либо с восторгом, но никак не равнодушно.

Что образованный римлянин начала IV века знал и думал про свое государство?

Прежде всего он знал, что это великое государство, коему нет, не было и не будет равных никогда и нигде. Более того, он знал, что это величие было предначертано Риму с самого начала, о чем свидетельствовала римская политическая мифология. Наиболее совершенное оформление в латинской словесности она получила со времен Октавиана Августа (27 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Именно при нем и, во многом, благодаря ему Рим впервые получил подобие национальной и, одновременно имперской идеологии. В отличие от многих иных, туманных мифов естественного происхождения у других народов, римский миф был внятно выстроен. Это во многом было связано с таким заметным свойством римской культуры как откровенная страсть к порядку (ordo), к господству четко простроенной формы, ясной и привлекательной, но настолько самодовлеющей, что, можно подумать, именно в этом формальном порядке и заключается весь смысл существования Рима. Нормальный порядок мог показаться настолько совершенным, но он порой подавлял любое содержание и выхолащивал любой смысл, как что-то необязательное. Но на одном порядке, пусть даже наиболее продуманном, ни одна цивилизация существовать не может, и именно Константин это понял лучше всех.

Итак, сам римский миф был настолько простроен, что его самого можно считать мифом о великом порядке. С точки зрения этого мифа римляне были наследниками Троянского царства, павшего в начале XII в. до н. э. под натиском воинственных ахейцев, то есть будущих греков, о чем великий Гомер поведал в своей поэме «Илиада». Римляне знали, что после поражения Трои легендарный герой Эней, сын одного из троянских вождей Анхиса и богини Венеры (греческой Афродиты), отправился на поиск своей новой родины и оказался в Италии, где и основал «новую Трою». Если на Анхиса обратила внимание сама богиня любви и красоты Венера, то можно только представить себе, каким он был красивым и тем более насколько красивым должен был быть их героический сын, от которого многие римляне вели свою родословную. Детали этого «архетипического мифа» для римского политического самосознания имеют очень важную роль.