Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Рейхстаг бравшие, без вести пропавшие… (Вместо предисловия)

Последний аккорд Великой Отечественной войны. Кто из нас не задерживал глаз на этих полных радости и торжества снимках о Великой Победе? Группа автоматчиков, бегущая к Рейхстагу. А на его ступенях – крупным планом – молоденький, с усталым, покрытым пороховой сажей и одновременно светящимся от счастья лицом солдатик. Дальше он же, но уже укрепляющий красный флаг у подножия конной скульптуры на крыше германского парламента. И группа бойцов вместе с офицером, радостно салютующая на фоне все той же скульптурной композиции.

Имена военных корреспондентов – авторов снимков и зафиксировавшей те же сюжеты кинохроники хорошо известны. Каждый может найти их в подписях и титрах.

Сложнее с теми, кто запечатлен на пленке. В подписях под упомянутыми фото их фамилии – за редким исключением – почти не упоминаются. Хотя военкоры, конечно же, держали в своей памяти и имена, и обстоятельства, в которых осуществлялась съемка. Откуда возникла эта «фигура умолчания» – читатель поймет из дальнейшего повествования. А для начала ликвидируем хотя бы пробел с именами в только что упомянутых кинофотокадрах.

Молоденький солдатик с флагом – рядовой 674-го стрелкового полка 150-й Идрицкой дивизии Григорий Булатов. Той самой, два батальона которой вместе с третьим, но уже из другой, 171-й дивизии, во время штурма Рейхстага находились в первом эшелоне.

Бегущие и салютующие на его крыше бойцы – в основном однополчане Булатова, разведчики из группы лейтенанта Семена Сорокина. На групповом снимке, сделанном у скульптуры на крыше Рейхстага, он стоит вместе со своими ребятами, вскинув вверх руку с пистолетом.

Справа от Сорокина точно в такой же позе, но с маузером в поднятой руке, еще один офицер. Это капитан Степан Неустроев – командир первого батальона другого полка уже упомянутой нами 150-й дивизии: под номером 756. Бойцы именно этого подразделения вместе с приданной батальону штурмовой группой из разведчиков-артиллеристов первыми ворвались через главный вход в Рейхстаг. И первыми вступили в многочасовую кровопролитную схватку с его гарнизоном. Вот только на снимках, о которых мы ведем речь, искать их бесполезно. Да и вообще – в официальной фотолетописи многие особо отличившиеся при штурме представлены очень скупо или не представлены совсем…

Не меньшую загадку оставила кинохроника. Хоть и не сразу, но все больше и больше зрителей стали со временем подмечать в ней некую странность. В сюжете, отснятом знаменитым фронтовым оператором Романом Карменом, все та же группа, что и на фотографиях, бежит по ступенькам к главному входу в Рейхстаг, прилаживает над ним красный стяг и, радостно салютуя, кричит «ура». На протяжении более полувека диктор, комментируя это действо, торжественно сообщал, что Знамя Победы над фашистским логовом водрузили сержанты Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Но в группе-то их нет! И это очевидно, поскольку уж кого-кого, а этих двух современники ни с кем перепутать не могли. Ведь не одно десятилетие их боевой путь и подвиг прославляли в газетных статьях и книгах. Они прочно прописались в энциклопедиях, укоренились на киноэкране и в мемуарной литературе. Да и кто из военного и послевоенного поколения не знал растиражированный в миллионах экземпляров, ставший хрестоматийным фотоснимок с подписью: «Разведчики 756-го полка 150-й стрелковой дивизии М. А. Егоров и М. В. Кантария со Знаменем Победы. Берлин. Май 1945». Более точно определить дату съемки позволяет белеющая за их спинами надпись на победном стяге. Ее нанесли в двадцатых числах мая, готовя к отправке в Москву, на парад Победы. А за три недели до того знамя развевалось над Рейхстагом лишь со звездой и серпом и молотом на полотнище. Именно в таком виде доставили его туда два бравых сержанта, ворвавшись, как нам сообщалось, в здание германского парламента вместе с передовыми частями 3-й ударной армии. Почему же демонстрировавшаяся позже кинофотохроника зафиксировала совсем других солдат?

И – что совершенно очевидно – совсем другое знамя?

Забегая вперед, сразу же скажем: пытливые военные историки ответы на эти вопросы уже давно знают.

Сложнее с информированностью широкой общественности. Слишком долго ей морочили голову мифами, пряча правду о настоящем подвиге за правильной, но очень уж удобной для умолчаний общей фразой: «Великую Победу завоевал весь советский народ!»

Весь, да не каждый! У любого события есть время и место. А у поступка – имя. Забывать это – на войне ли, в миру – значит снова и снова обрекать многих лучших сынов Отечества на участь «неизвестных солдат». Но мы по этому показателю и без того впереди планеты всей…

Так что уйдем от патетики к конкретике. И отдадим должное факту.

А выводы читатель сделает сам…

Нарушив ранним утром 22 июня 1941 г . государственную границу СССР и оккупировав за первые четыре месяца войны почти всю европейскую часть страны, германская военная машина подкатила к самой Москве. К этому времени в Красной Армии от ее кадрового состава осталось лишь восемь процентов. Размер потерь до сих пор не укладывается в сознании: почти два миллиона убитых, сотни тысяч раненых. Только за лето – осень первого года войны еще около двух миллионов советских солдат и офицеров оказались в плену.

С тех пор вот уже какое десятилетие спорим: кто в этом «блицкриге» виноват? И как, несмотря ни на что, победили?

Одни, если убрать полутона, обвиняют во всем Сталина: слишком поверил в свою гениальность, очень уж с Гитлером заигрался. Другие – опять же отвлекаясь от деталей – истошно кричат: только с ним и могли победить.

А спорить-то, между прочим, не о чем. Сам Генералиссимус на оба вопроса и ответил.

Ответ на первый дал уже на седьмой день войны, когда 29 июня 1941 года после посещения Наркомата обороны в сердцах бросил: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, все это просрали…» [1]

На второй вопрос Вождь ответил через четыре года войны – 24 мая 1945 г ., когда на торжественном приеме, посвященном Победе, провозгласил тост «за здоровье русского народа», за его «ясный ум, стойкий характер и терпение» [2].

Горькое «мы… просрали» у Сталина вырвалось в весьма трагичный для всей страны час. Потому что, сумбурно отбиваясь, но так и не преодолев до конца шок от чудовищных первоначальных потерь, Красная Армия все никак не могла прийти в себя. Ее по-прежнему раздирали бестолковщина, неразбериха и паника. От наркома обороны С. Тимошенко и начальника Генштаба Г. Жукова к Сталину все время поступали какие-то явно запоздалые, путаные доклады. И это как раз тогда, когда для принятия решений была жизненно необходима пусть очень горькая, но точная информация.