Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры - Дмитрий Шерих

* * *

Болеть мы все не любим; а уж когда в город приходит серьезная эпидемия, стараемся принять все возможные меры, чтобы избежать недуга. Гриппа, например. Но счастье современного петербуржца: в отличие от горожан былых времен, он даже и не знаком с такими страшными напастями, как эпидемия тифа, чумы или холеры.

Поистине страшными. В летописях петербургской старины эти эпидемии оставили неизгладимый след. Та же холера: по самым приблизительным прикидкам, жертв ее за годы петербургской истории насчитывается не менее семидесяти тысяч. По сути, вся численность населения современного Петергофа!

И сколько самых звучных, знаменитых имен было отобрано у Петербурга, у России холерными эпидемиями! Про страшную кончину Петра Ильича Чайковского помнит, наверное, всякий образованный горожанин, но многие ли знают, что в перечне жертв петербургской холеры – живописец и создатель «Явления Христа народу» Александр Иванов, балерина Авдотья Истомина, художник-декоратор Пьетро Гонзаго, архитекторы Карл Росси и Адам Менелас, пианистка Мария Шимановская, славянофил Иван Киреевский, герои Отечественной войны 1812 года генералы Александр Ланжерон и Василий Костенецкий, мореплаватели вице-адмирал Василий Головнин и адмирал Гаврила Сарычев?

Семь холерных эпидемий пережил Петербург, 32 холерных года – и каждый приход «азиатской гостьи» накладывал ощутимый отпечаток на повседневную жизнь города. Александр Васильевич Никитенко, известный деятель российской культуры, во время первой холеры, в 1831 году, горько отмечал: «Город в тоске. Почти все сообщения прерваны. Люди выходят из домов только по крайней необходимости или по должности».

И он же немногим позже записывал: «Из нескольких сот тысяч живущих теперь в Петербурге всякий стоит на краю гроба – сотни летят стремглав в бездну, которая зияет, так сказать, под ногами каждого». Не очень-то и преувеличивал Александр Васильевич.

А на краю этой бездны – волнения и тревоги горожан, знаменитый бунт на Сенной площади, заставивший императора Николая I обратиться с речью к народу, активная деятельность столичных врачей, нередко рисковавших жизнью, чтобы спасти своих занемогших пациентов, строительство новых лечебниц, создание специальных холерных кладбищ, да и много еще других событий.

Холера – это целый пласт петербургской истории, очень значительный, и даже странно, что до сих пор ей еще не посвящали книг. Публикации о петербургских холерах, конечно, случались – но по большей части фрагментарные. О бунте 1831 года, например, о санитарных и врачебных мерах, предпринимавшихся в северной столице.

Вот, наконец, книга завершена. Не сугубо медицинская, хотя и врачебным аспектам борьбы с холерой автор тоже постарался уделить должное внимание. Главное здесь – это повседневная жизнь города, атакованного холерой. Быт горожан, захваченных вначале врасплох новой страшной угрозой, а затем уже – по истечении месяцев и лет – к ней вполне привыкших, и даже оборачивающих эту угрозу в шутку, как газета «Петербургский листок» в 1909 году, напечатавшая под рубрикой «Обыкновенная история» короткий скетч:

«– Сестра моя заболела тифом, а попав в больницу, заразилась холерой.

– А моя сестра заболела холерой, а попав в больницу, заразилась тифом».

Летопись петербургской холеры – это имена (тех, кто погиб, кто выжил, и тех, кто с эпидемиями сражался), это адреса (в том числе холерных лазаретов и кладбищ), это многочисленные свидетельства мемуаристов, это истории горя и радости.

Человеческие истории, которые и сегодня, спустя десятилетия, не оставляют равнодушными.

Шевалье Мари Даниель Буррэ де Корберон, французский дипломат при дворе императрицы Екатерины II, многие свои мысли и наблюдения поверял бумаге. Практически ежедневно. Благодаря этому мы знаем, что среди событий, озаботивших его в феврале 1777 года, была неожиданная и весьма сильная болезнь лакея Гарри. Слег тот в среду, на другой день недуг усилился, а к воскресенью развилась сильная слабость – и некоторые служащие французской миссии начали уже ожидать худшего.

Можно предполагать – да простит читатель за натуралистическую подробность, в этой книге не последнюю, – что болезнь его сопровождалась многократным поносом, рвотой, сильным обезвоживанием и общим упадком сил.

К счастью, все обошлось: «На другое утро Гарри стало лучше и у нас родилась надежда спасти его от страшной болезни, потому что у него была холера (cholera morbus)». Видимо, и в самом деле спасли, поскольку других записей о болезни лакея в дневнике шевалье Корберона нет.

А для нас в этой записи особо примечательны слова, которые тогда были мало знакомы петербуржцам, но полвека спустя стали звучать для них похоронным маршем. Cholera morbus, она же (в дословном переводе) «болезнь холера»: кажется, это первое упоминание о ней в петербургских анналах. Сегодня и не скажешь, был ли лакей в самом деле болен этим грозным недугом, или подхватил лишь что-то похожее на холеру: сам шевалье медицинского образования не имел, а петербургские эскулапы вряд ли сталкивались на практике с этой болезнью. Однако название прозвучало, и считать диагноз французского дипломата совсем уж невероятным не стоит: холера к тому времени не одно столетие собирала обильную жатву в Индии и сопредельных странах, забираясь иногда и в Европу – известно, что еще в XVII столетии англичане фиксировали ее вспышки. Да и в Отечестве нашем эпизоды случались: зафиксировали холерные случаи в 1745 году в Казани, в 1766-м в Саратове. Отдельные случаи, не эпидемии.

Вот и в петербургском случае, кажется, обошлось единичным эпизодом. Больше полувека оставалось до того момента, как столице Российской империи пришлось столкнуться с этой болезнью. Во весь ее рост.

Но в 1777 году, да и после него, о масштабных холерных эпидемиях в Петербурге не думали вовсе. И даже когда в 1817 году по миру покатилась первая холерная пандемия – страшная, охватившая не только страны азиатские, но проникшая в другие части света, унесшая сотни тысяч жизней, – о ней тогда писали по большей части в специализированных изданиях. Писали как о чем-то весьма экзотическом и отдаленном. В 1823 году, например, столичный «Военно-медицинский журнал» опубликовал «краткое наставление о способе пользования эпидемической болезни холеры с указанием ее припадков», извлеченное из трудов некоего Давида Карбинского, служившего врачом в Индии при британских войсках. В этом тексте среди прочего высказывалось убеждение, что холера – болезнь не прилипчивая, от больного к больному не передается.