Фокусник из Люблина - Исаак Башевис Зингер

От переводчика

НЕМНОГО О ЗИНГЕРЕ-РОМАНИСТЕ

Писать о Зингере для меня, переводчика, — означает писать о себе, о собственном восприятии. После двух сборников его рассказов на английском языке и романа «Раб» (в русском переводе) ко мне в руки попал роман Зингера «Шоша». Только тут стало понятно, что Исаак Башевис-Зингер — это не просто интересно. Это настоящая большая литература. И я взялась за перевод, несмотря на то, что в тот момент — 1985 год — было абсолютно ясно, что никто и никогда здесь это не напечатает.

Времена изменились. В 1990 году роман появился в журнале «Урал», в 1991-м — в издательстве «Текст». Совсем недавно «Шошу» выпустило издательство «Амфора». Сейчас вы держите в руках перевод ещё одного романа Башевиса-Зингера. Главный герой Яша Мазур — фокусник, «циркач», как говорили в начале века, вдобавок — гипнотизер. Экстрасенс по-нынешнему. Личность, безусловно, неординарная, характер просто соткан из противоречий. Обстоятельства его жизни столь запутанны, что он решается на преступление. Но — сорвалось! Не смог. Именно он, Яша, умеет читать чужие мысли, умеет открыть любой замок, пройти сквозь стену… И что же дальше? Неожиданные повороты судьбы, и… начинаешь любить нашего героя, который поначалу вызывает даже некоторое неприятие.

В «Урале» роман вышел под названием «Люблинский чародей». И это неточно. «Кунцнмахер» в переводе с идиш означает «фокусник, циркач». Ну что ж, сколь сильны чары Яши Мазура, простого «кунцнмахера» из Люблина, пусть судит сам читатель.

Этим утром Яша Мазур, «люблинский фокусник» — так прозывался он всюду, кроме родного города, проснулся рано. Обычно, возвратившись домой, он день-другой проводил в постели: безумная усталость требовала этой поблажки — сон восстанавливал силы. Эстер подавала ему в постель кружку молока, пышки, тарелку гречневой каши. Он поест и опять заснет. Или же просто дремлет. Пронзительно вскрикнет попугай. Что-то лопочет Йоктан — обезьянка. Посвистывают канарейки, перепархивая с места на место. А Яша спит себе посреди этого шума и гама, хоть бы что ему. Напомнит только Эстер, что надо напоить лошадей, и опять спит. Да и этого можно бы не делать. Эстер и так никогда не забывала наносить воды из колодца для его пегих кляч — Кары и Шивы. Яша всего лишь фокусник, «кунцнмахер», но по здешним понятиям он считался богачом. Собственный дом, и при нем надворные постройки: сарай, амбар, конюшня, сеновал, садик с двумя яблонями, а позади дома — небольшой огород, грядки с овощами. Только не было у них детей. Эстер не удавалось забеременеть. Что же до остального, она была замечательная жена: умела вязать, шила, могла даже сшить подвенечное платье, пекла торты, всевозможные пряники, умела разделать курицу, поставить банки, пиявки, даже отворяла кровь. Чего только не перепробовала она в молодости против бесплодия, все возможное и невозможное, но теперь уж поздно. Ей около сорока.

Яшу, клоуна и фокусника, в общине не слишком-то уважали. Он брил бороду, появлялся в синагоге лишь на Рош-гашоно [1] и в Йом-Кипур [2]. Если, конечно, ему случалось оказаться в городе в это время. Эстер же, напротив, покрывала голову платком, соблюдала субботу, кошер [3] и вообще все, что положено. Яша проводил субботу в обществе местных музыкантов. Курил папиросы, болтал о разном. Тем же, кто пытался наставить его на путь истинный, обычно говорил:

— Ты сам был на небе и видел Бога? А может, Бога нет.

— Кто же тогда создал мир?

— А кто создал Бога?

Спорить с ним было себе дороже. Очень даже неглуп, умел читать по-польски и по-русски, да и в еврейских законах знал толк. Отчаянный был этот Яша! Однажды поспорил, что проведет ночь на кладбище, — и выиграл пари. Умел ходить по канату, скользить по проволоке, взбираться по стене. Мог открыть любой замок. Лейбуш-слесарь поставил пять рублей: поспорил, что может сделать замок, который Яше не отомкнуть никогда. Несколько месяцев трудился, а Яша открыл замок сапожным шилом. В Люблине говорили, что, если уж Яша надумает кого обокрасть, в любой дом заберется, никакие запоры не спасут.

Яша провалялся в постели свои положенные два дня, но вот они миновали. Сегодня он поднялся с восходом солнца. Небольшого роста, узкобедрый, широкоплечий. С непокорными, светлыми, как солома, волосами и прозрачными голубыми глазами. Хорошо очерченные губы, узкий подбородок, короткий славянский нос. Правый глаз немного больше левого, и потому всегда казалось, что он подмигивает — дерзко и чуть насмешливо. Яше было уже около сорока, но выглядел он лет на десять моложе. Пальцы на ногах были такие же гибкие, как и пальцы рук, и почти такие же длинные: он мог ими держать перо и расписываться, да еще со всякими завитушками. Даже горох мог лущить.

Растягивал тело в любом направлении: говорили, что у него вытягиваются кости и размягчаются суставы. Редко выступал он в родном городе, но те, кому довелось побывать на представлении, не уставали превозносить Яшины таланты: ходить на руках, пожирать огонь, глотать шпаги, кувыркаться, как обезьянка, — никому не удавалось повторить его трюки. Бывало так: запрут его с вечера в комнате, навесят тяжелый замок, ан глядь, на следующее утро он, как ни в чем не бывало, шествует себе по базару, а замок на двери как повесили, так и висит. Если руки и ноги ему заковать в кандалы, будет то же самое. Кое-кто утверждал, что он занимается черной магией: что есть у него шапка-невидимка, что он способен пройти сквозь трещину в стене. Другие же говорили, что он попросту мастер втирать очки. Одно слово, циркач.

И вот он, Яша, встает с постели, не совершив утреннего омовения рук в проточной воде, не произнеся положенных молитв. Натягивает зеленые штаны, надевает красные домашние туфли, потом черную бархатную куртку, расшитую серебряными блестками. Одеваясь, дурачится и проказничает, как мальчишка: пересвистывается с канарейками, поболтает с Йоктаном, приласкает пса Гамана, поиграет с кошкой — Мецоца прозвали её. И это еще не все. На заднем дворе разгуливают павлин и пава, кролики, пара индюков, даже змея живет, и через день ей требуется ка обед живая мышь.