Русская колыбельная - Ростислав Гельвич

* * *

Зимой темнело рано. Со служебного дворика Оак Мэдоу, заведения для психически больных преступников, вид открывался замечательный. Стояли ранние сумерки, шел частый мелкий снег. Куара-Нуво, сияющий вдали, казался огромным пирогом, над которым висела пудра-аура ночных огней.

Альберт щурился. Потрескивала сигарета, которую он зажал в двух пальцах. Сделав ещё одну затяжку, он поперхнулся вкусом начавшего тлеть фильтра.

– Мда, – Альберт отбросил сигарету в урну.

Желание грязно выругаться возникло и тут же утихло. А чего уж там, сам виноват, сам залип, задумался. Альберт хотел уже достать пачку и взять ещё одну сигарету, но тут пикнул замок двери.

Охранник, высунув голову, недовольно сморщился от холода:

– Доктор Горовиц, вас к Пилипчику. Сказал, что срочно, – он не стал закрывать дверь, ожидая.

– Срочно… – машинально повторил Альберт, задумчиво глядя на город. В себя его привело лишь недовольное покашливание охранника. – А? Да… иду-иду.

Охранник открыл дверь пошире, и Альберт быстро скользнул внутрь. Эта ужасно захламленная комнатка служила для охранников раздевалкой. Протискиваясь через груды вещей, Альберт споткнулся о длинную лавку и едва не упал, задев ногой какую-то коробку. Та перевернулась. По полу, покрытому дешевой плиткой, покатились с громким гудящим шумом банки пива.

Охранник замер. Альберт тоже. Алкоголь запрещен на территории Оак Мэдоу, тем более – сторожам.

– Это случайно, – неуверенно проговорил охранник и кивнул, не заметив, как ладонь сама оказалась у него за затылком. – Правда… ничего…

Альберт же, осмотревшись, понял, что всё, в общем-то, порядке. После он мазнул взглядом по банкам, потом посмотрел на охранника:

– Да мне всё равно.

И вышел из раздевалки. Краем уха, пока не закрылась дверь, он успел услышать, как охранник пыхтя собирает банки, кладёт их в коробку и задвигает ее под скамейку.

Пилипчик, Антон Пилипчик, директор Оак Мэдоу, казался немного взволнованным, когда Альберт вошёл. Обычно Пилипчик требовал, чтобы в дверь стучались, но, раз уж вызвал сам – можно и без стука.

Директор стоял у окна, его необъятный живот покоился на подоконнике.

– Ага, явился, – Пилипчик даже не повернулся, когда открылась дверь его кабинета. – Адкинса привезли, – всё так же, не поворачиваясь он кивнул и стукнул указательным пальцем в стекло. – Подойди, погляди.

Альберт подошёл к окну. Приёмная для пациентов располагалась этажом ниже, из окна директорского кабинета виднелся шлагбаум и дорога к приёмной площадке. Сейчас почти всю её занимал массивный, очень широкий, бронированный полицейский фургон.

– Вот уж не думал, что его привезут в такой гробине.

– А то, – хохотнул Пилипчик. – Всю свою семью перебил, в чём же его должны привезти?

Видимо, с бумагами наконец закончили. Задние двери фургона открылись. Первым делом из них выпрыгнул полицейский в полном комплекте защиты, и с автоматом в руках. Он подозрительно огляделся и махнул рукой, – мол, давай, – и тут же раздался громкий звон.

– Ты погляди, он же в цепях! – Пилипчик ещё сильнее навалился на подоконник.

И правда. Человек в униформе ядовито-жёлтого цвета, медленно, с большим трудом, поставил ногу на ступеньку фургона, затем подтянул другую, и только так, медленно, он смог сойти на землю. Тяжелые металлические сковывали движения арестанта.

– Мда… – Альберт покачал головой. – Нам вообще кого-то в цепях привозили? Не знал, что закон это позволяет.

– Умгм… – Пилипчик кивнул и закашлялся, прочистил горло и заговорил. – Кха! Лет пять назад, до тебя еще. Был один насильник. Но он косил, как оказалось, это быстро вскрыли. Так что он быстро получил своё стирание и на этом всё кончилось.

– С Адкинсом будет точно так же?

Вместо ответа Пилипчик отошёл в сторону, к необъятному креслу, сделанному как будто специально под него, и с кряхтеньем и шумом сел.

Альберт последовал его примеру. Кресла для гостей, конечно, уступали директорскому в удобстве.

Пилипчик расположил локти на столе и принялся рыться в пухлой открытой папке, не обращая на Альберта никакого внимания. Но тот знал, что это напускное – Пилипчик всё держит под контролем. Альберт терпеливо ждал пока директор заговорит.

– Кхм! – снова кашлянул тот через минуту или полторы. – Мда… Сложно тут это всё. Потому я и попросил тебя задержаться. Сложное дельце… сложное… Мда…

Альберт всё так же молчал, давая Пилипчику говорить.

– Слышал небось об Адкинсе-то?

– Кто же не слышал.

– За много лет единственный убийца в Содружестве… Кто-то говорит, что вообще – не просто в Содружестве, в мире. Что скажешь? Правда или нет, как думаешь?

– Понятия не имею.

– Вот и я не знаю, – вздохнул Пилипчик. – Но в Содружестве – точно. Как бы к нам сюда не понабежало протестующих… В общем, держи, – резким хлопком он закрыл папку и толкнул её от себя, та проскользила по гладкой поверхности стола. – Адкинса будешь вести ты. За выходные прочтёшь, подготовишься…

Поймав папку, Альберт ещё не совсем осознал, что сказал ему директор, и потому, когда до него дошло, выдохнул одним махом:

– Я?!

Пилипчик кивнул.

– Ага. Хороший случай. А эмпатолог ты неплохой. Радуйся. Такая-то возможность!

– Я… – Альберт, от неуверенности, ляпнул первое, что ему пришло на ум. – Папка? Серьёзно?

– Документы секретные, просто так переслать на электронку нам отказались, – Пилипчик поморщился и скривил губы. – Да какая разница?

– В самом деле…

Раскрыв папку, чтобы хоть как-то занять руки, Альберт уставился в личное дело преступника и неуверенно проговорил:

– Так я же… я же всего три года тут…

– И что? – Пилипчик всплеснул руками, не отрывая локтей от стола. – Говорю же – возможность для тебя самое то. Да и работы-то немного, как раз за следующую неделю справишься. Говорю же, прочти это дело за выходные. Посмотри. Свободен.

Поднявшись, Альберт взял папку и прижал к себе, как, бывало, делал это в университете. К нему тут же вернулись студенческая неуверенность и страх ответственности.

– Всего неделя? А я точно смогу? – папка и правда казалась тяжелой, того и гляди – оттянет руки. – Случай-то непростой.

– Сможешь, Горовиц, сможешь, – махнул рукой Пилипчик. – Давай. До понедельника.