Экстрасенс. Назад в прошлое. Россия 2006 - Валерия Корносенко

Пролог

17 октября, 2030 год.

Когда-то давно, в прошлой жизни, мы с семьей отдыхали в Таиланде. Я вообще любила воду. И много где довелось побывать, но Океан поразил меня в самое сердце.

Во время отлива Он, коварный, стягивая в бездну щупальца своих волн, словно в насмешку, оставлял в несовершенствах ландшафта небольшие лужицы. В них до следующей «воды» задыхаясь копошились мелкие морские гады. А потом, с приливом, благосклонно даровал малявкам глоток свободы. Чтобы знали, кто хозяин их жизни. Чтобы измываться вновь и вновь, не давая послабления ни на один день. Словно говоря: «Не зевай! Смерть всегда наготове!», ухмыляется и дышит в затылок.

Здесь и сейчас смертью было не напугать никого. Скорее она казалась желанной посетительницей, махом избавляющей от окружающего кошмара.

Боль. Она, как океан, накатывала волнами и также угасала.

Некогда VIP-палата престижного онкологического центра, рассчитанная на двоих, сейчас вмещала восемь стоящих вплотную коек. Спертый, наполненный больничными «ароматами» воздух перемешивался с тихими разговорами и слабыми стонами. Каждая лежащая здесь знала правду и старалась гнать от себя паршивые мысли.

Чудом уцелевший телевизор казался инородным островком счастливой жизни, вещая приторно бодрым и оптимистичным голосом ведущего. Шел очередной повтор затертой до дыр передачи «Битва экстрасенсов».

— Галь, ты ближе всех лежишь. Переключи, а? Меня от этого рыжего прям воротит. Я все реплики уже наизусть выучила, — в сердцах всплеснула руками сухонькая женщина на койке у окна.

— Не надо! На «Первом» «Давай поженимся» идет или Малахов этот тошнотный. И тоже повторы.

— Пусть битва лучше. Сейчас это испытание закончится, и Пореченкова покажут. Он такой милашка. Ми-ми-ми, — интенсивно захлопала ресницами полноватая тетка у стены и хрипло загоготала.

Я улыбнулась и взглянула на телевизор. Интересно, когда уже совсем отключат трансляцию? После обстрела «Останкино» осталось всего два канала. Без понятия, кто их и откуда вещает. Правда, и те лишь гоняют на повторе увеселительные бредни прошлого, но хоть что-то.

Сотовой связи тоже нет, как и интернета. Столько всего произошло за последние несколько лет! Той мирной жизни детально уже и не вспомнить. А вспомнишь — не поверишь, обрывки позитивных эмоций воспринимаются словно плод воспаленного воображения.

В палату зашла медсестра и, отыскав меня взглядом, непривычно громко сказала:

— Петрова к врачу в седьмой кабинет. Филимонова следом.

В коридоре холоднее, чем в палате, и одновременно душно. Запах хлорки и грязных тел. Вентиляция тоже приказала долго жить. Хотя на фоне отсутствия отопления, может, оно и к лучшему. Надышат — не окочурятся от холода.

Коридор забит людьми. Лежащие на каталках, ютящиеся на лавках вдоль стен. Некоторые ждут по неделе освобождение койко-места. Я сейчас в онкодиспансере, одном из немногих уцелевших в этой части города.

Чинуши — твари. Где сейчас ваши яхты и виллы? Надеюсь, они не спасли ваши обвислые, бюрократические задницы. Неужели нельзя было больниц построить? Ведь уже в середине 20-х было очевидно, что к этому все идет.

Смотреть на безнадегу тяжело, хотя уже даже привычно. Бессильная злость и стыд, словно это я допустила подобное. Жаль. Если и могла помочь, но не теперь. Сил больше нет.

Едва стукнув в знакомую дверь, проскальзываю в нужный кабинет.

— Здравствуйте, Игорь Васильевич. Звали?

Главврач, казалось бы, молодой мужчина, лет тридцати пяти-сорока. Но стоит посмотреть в его глаза и становится жутко. Вечная бездонная мерзлота. На осунувшемся бледном лице с недельной щетиной, пожалуй, только глаза и остались.

Когда он спал в последний раз? И, кажется, я знаю, что он мне сейчас скажет. В который раз он будет озвучивать этот приговор? Сейчас радостных «вы здоровы» и не бывает.

— Сколько?

Громко вздыхает, словно отмирая и пряча глаза в бумагах.

— Уже третий месяц заказанные медикаменты к нам не поступают. Я пытался поменять вам курс лечения, Галина, исходя из имеющихся средств, но, боюсь, порадовать мне вас нечем.

Протянула руку через стол и сжала его ладонь. Он сперва дернулся, но усилием расслабил руку. Его кисть под моими пальцами опаляет жаром. Я и не чувствовала до этого, что так замерзла.

— Игорь, не надо… Сколько?

— Извините, — опускает голову, теребит в руках колпачок ручки. — Без блокиратора раковых клеток и диализа… пара недель.

Рвано выдохнув, поднял на меня глаза.

— Вы же эвакуированные. У вас никого нет? Я попробую договориться с хосписом. Хотя… там тоже битком.

— Не нужно. В общежитии у меня есть соседка. Нас вместе эвакуировали. Она поможет, обещала. Лучше дома умру. А на мое место положите того, кому еще реально хоть чем-то помочь. Вы и так меня столько держали.

— Галина… я что-нибудь… придумаю, — голос его осип.

Мужчина опустил голову.

Что тут скажешь? Пытаюсь сглотнуть вмиг пересохшим горлом.

— Спасибо. Не принимайте близко к сердцу. Вы делаете гораздо больше, чем должны и в принципе возможно. Я наверное прямо сейчас соберусь и пойду. Завтра заморозки обещают. А у меня вещи легкие. Ложилась-то я к вам еще летом. Выписку потом заберу.

Обернулась уже у выхода:

— А что с обезболивающими?

Врач лишь мотнул головой и подвинул к себе кипу бумаг.

Понятно.

Оттого, насколько мне ВСЕ понятно, дико и душно. Как же все докатилось вот до этого?

Скорее бы на улицу. Как-то резко и стены стали давить, и спертый воздух с трудом протискиваться в легкие.

На сбор своих нехитрых пожитков, поиск старшей медсестры, прощание и выход на улицу ушло аж два часа. Все же я здесь проработала, считай, три года. Сразу после эвакуации и пришла. Как бы не этот блат, никто бы меня так долго вытягивать не стал.

Вечерело. Уже и пожалела, что собралась на ночь глядя в такой теперь для меня далекий и сложный путь. Хотя что мне терять? День. Ночь. Какая разница? Интересно, найдется в общаге для меня угол? Вряд ли отведенная мне постель три месяца простаивала, дожидаясь мою тощую задницу из больницы.

Трусливые мысли о легкой смерти старалась гнать. Глубже вдыхала запах прелой листвы, ловила поздние лучики заходящего солнца. С судьбой нет смысла спорить. Что уготовано, то и надо принимать. И радоваться тому что есть сегодня и сейчас, потом может не остаться и этого малого.

Порывы ветра к вечеру усилились. Циклон гонит. Тучи вон какие тяжелые.