Пастухи на костылях - Вадим Еловенко

«Какая революция? С ума сошел? Чтобы наш народ, пробыв в тысячелетнем рабстве, взял в руки оружие? Очнись. Мы в рабстве были до семнадцатого года, и… после семнадцатого. То, что вообще случилась революция это не наша заслуга, а исключительно немцев. Начиная от денег выделенных на нее заканчивая самой войной с ними. Народ научившийся убивать, вернувшийся с фронта не был уже тем закабаленным стадом. Точнее не очень желал им оставаться. А сейчас? Да мы, (Вырезано цензурой), счастливы быть баранами, лишь бы нам жрачку в хлева подвозили вовремя. Ты говоришь, что растет новое поколение, которое не будет помнить рабства? БРЕД! Это уже генетическая память. На кого ты рассчитываешь? На тех, кто вырос на эм-тиви, сериалах, мыслях о богатой сытой жизни? Глупая затея. Абсолютно».

Один вроде приличный социалист.

«Да, похрену что и кто говорит. Россия это корабль! Его надо хорошенько раскачать, что бы „крысы“ с перепугу побежали прочь. Когда мы избавимся от крыс и приживал, сидящих на нашей шее и срущих на нас же, очистимся от налипшего сброда, тогда и только тогда мы, наверное, и станем свободными. Когда нам самим придется думать за себя и решать за свою страну. Уж тогда-то мы никому не позволим засирать нам мозги. И ни одна тварь не сможет сказать вслух слово „толерантность“. Ибо терпение суть добровольное явление. И какого черта меня ОБЯЗЫВАЮТ быть терпимым? Терпеть тех, кто заполонил нашу страну. Заполонил это от слова „полон“. Нас давно и крепко взяли в плен и не отпускают. Нас заставляют стрематься собственной национальности. Каждый день, каждый час. А кто не согласен, и ратует за великую РУССКУЮ державу, тех дерьмократы начинают совками называть. „Совок“ придумали те, кто хотел унизить ИМЕННО русского человека. Ты хоть раз слышал, чтобы „совком“ называли грузина, чукчу, калмыка? Так что мы давно и прочно в плену тех глупостей, ценностей, тех людей кто не считает русского человека ничем кроме быдла, которому по попущению бога досталась такая огромная территория. И из плена есть только два выхода… (а это правда напечатают?) тогда только два выбора: бежать как те же крысы из уже проданной оптом страны или революция, которая расставит все на свои места. Но патриоты не бегут… Им некуда бежать. Они не смогут без родины».

Один абсолютно неприличный нацист.

«Да, у нашего общества масса проблем. Беззастенчивая коррупция, с которой только номинально борются. Национализм в любых его проявлениях. Да, и конечно рабский дух в людях. Но нахрена этой стране революция? Может, хватит? Проходили ведь уже. Слава богу, уже дети не знают этого. Слава разуму, что им это теперь преподают вскользь. Не ищите в этом заговора. Это простой практический подход. Не надо этой стране революций. Только идиот пойдет по пути вооруженного восстания и крови, когда, имея мозги все можно сделать деньгами. И мы учимся. Мы все учимся. Поверьте, имея такие ресурсы можно говорить о стратегической политике. А что касается социальных напряженностей, которые возникают как очаги… Кондопога, Питер, города крайнего севера. Эти очаги не способны вызвать революцию в стране. Это настолько все локально, что даже нашим спецслужбам удается частенько не допускать прорыва информации во внешний мир. Вы знаете ведь только о том, что прорвалось. Но ничего не знаете о том, что удалось скрыть, замять, утрясти… И слава богу. Не надо раскачивать судно, если оно, как у нас, плоскодонное. Перевернемся все и сразу. Все потонут. И вот тогда действительно к нам придут интервенты и поделят нашу страну между собой. Мы должны быть сильными. А любая революция нас только ослабит. Но это лишь мое скромное мнение».

Молодой демократ второй волны.

Мужчина появившийся в архиве и нарушивший уже привычную для Сергея тишину, казался настолько дряхлым стариком, что молодой историк удивился, с какой бодростью тот пересек длинный коридор между раздвижными стеллажами и подошел к нему.

Замерев на мгновение и, словно собираясь с мыслями, старик представился:

— Штейн. Иосиф Абрамович Штейн.

Сергей, вскинув брови, поднялся и, протягивая руку, представился. Потом снова сел и вопросительно посмотрел на такого же гостя архива, как и он сам. Старик, представившийся Штейном, чудаковато огляделся и спросил:

— А вам никто не помогает разве? Никто не смотрит, что вы здесь делаете?

Сергей, улыбаясь от риторического вопроса, указал рукой на одну из телекамер над своей головой. Молча так указал, но многозначительно улыбнулся. Молодому человеку понравилась реакция Штейна. Тот театрально воскликнув «Ах, как я мог забыть?», также комедиантствуя раскланялся перед невидимым наблюдателем, и спросил у молодого историка:

— И что? Как хотите, так и разбирайтесь с этим хламом?

Историк улыбнулся и пояснил:

— Там на входе вы же заявку на нужные вам документы оставляли? Вам должны были их предоставить. Странно, что вас сюда пропустили. Должны были в отдельную комнату отвести и дать то, что вас интересует. И это же не сам архив. Это «предбанник». Читальный зал архивариусов.

Наморщив лоб, словно страдая, старик сказал:

— Когда и кто просил сказать Штейна, что ему надо в архивах? Все давно знают, что Штейну в архивах надо все.

Улыбаясь от говора этого странного старика, Сергей спросил с интересом:

— А вы историк? Тоже с института? Просто я вас раньше не видел. Я почти всегда один здесь работаю. Редко кто из военных присоединяется, еще реже кто из гражданских.

Старик, выхватив из-под соседнего стола обитый красным велюром стул и, словно пианист, виртуозно усаживаясь на него, сказал:

— Нет. Я не историк. Я футуролог. Я изучаю наступающее будущее. Прогнозирую его, и составляю различные вариации.

Откровенно забавляясь, Сергей откинулся на спинку стула и спросил:

— Ну и как? Получается?

Старик возмутился:

— Как понять «как»? Как понять «получается»? Я же не гаданием занимаюсь, а профессиональным прогнозом. Тут не бывает, получается или нет. Методики придуманы давным-давно и следуя им, не получиться не может. Главное в моем деле правильно обозначить переменные. И конечно не забывать о постоянных.

— Гадание, поставленное на научную основу? — С усмешкой спросил Сергей.

Штейн как-то кисло покивал и, окидывая взглядом помещение, спросил:

— Вы когда тут смотрели документы, не видели отчеты греческого торгпредства для совета министров за одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый?

Покачав головой, Сергей только удивился: надо же какие старики пошли. Интересные… А Штейн, встав и пройдясь между стеллажей вращая специальные «штурвалы» и раздвигая проходы между ними, на некоторое время исчез из видимости молодого историка. И Сергей, пользуясь моментом, продолжил чтение подобранных им документов.