Госпожа победа - Олег Чигиринский

All men dream; but not equally. Those who dream by night in the dusty recesses of their minds wake in the day to find that it was vanity: but the dreamers of the day are dangerous men, for they may act out their dreams with open eyes, to make it possible. This I did.

Т. Е. Lawrence.

Seven Pillars of Wisdom

Все люди грезят, но по-разному. Те, кто грезят ночью в пыльных уголках своего сознания, очнувшись от своих грез днем, находят их развеянными в прах; но те, кто грезят днем, — опасные люди, ибо они с открытыми глазами могут воплощать свои грезы в жизнь. Как сделал я.

Томас Эдвард Лоуренс.

Семь столпов мудрости

Ваше благородие, госпожа победа!

Значит, моя песенка до конца не спета…

Перестаньте, черти, клясться на крови!

Не везет мне в смерти — повезет в любви…

Булат Окуджава,

песенка Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни»

Разведчик либо сдается сразу, либо не сдается вовсе…

Из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»

Капитан Верещагин умер и попал в ад.

Ад был шумным и железным, он тарахтел и вибрировал.

Ощущения как-то разбежались с реальностью, и он все не мог вспомнить, откуда он слетел, что так разбился и ободрался. Если он находится в госпитальной палатке, то где, черт возьми, Шэм? Надо сказать ребятам, чтобы они нашли его…

Трясло и болтало, ревело и стрекотало над головой. Он не в аду и не в палатке, а в вертолете…

Вибрация пола отзывается болью…

Blackout [1].

Взгляд вправо: ряд подошв, немудреный орнамент рифления… Какие-то очень неприятные воспоминания связаны с этими рифлеными подошвами.

Redout.

Вгляд влево. Заострившееся бледное лицо. Кровь на губах.

Имя. Он должен помнить имя…

Глеб.

Он вспомнил. Не только имя — все, что происходило в последние сутки и часы.

Blackout.

Длинный коридор, полный людей в форме. Его несут на руках, сцепив кисти в «замки», шесть человек… Гул многолюдья стихает, отрезанный дверью. Его тянут, переворачивают, срезают одежду. Ткань, присохшую к ране, отдирают резким движением.

Blackout.

Он пришел в себя на жестком диване, в каком-то казенном помещении: серый ковер, белые панели на стенах, дешевая конторская мебель, корешки папок, маркированные орлом, — все, что он смог разглядеть из-под ресниц, чуть приоткрыв глаза.

«Главштаб…»

Арт прислушался к своим ощущениям — и ничего утешительного они ему не сказали. Он чувствовал на себе бинты, но не чувствовал одежды. Руки были скованы за головой, и, судя по всему, наручники пропустили через подлокотник дивана. В довершение всего он был не один.

— Тофариш капитан, он уше очнулся, — прозвучало над самым ухом.

Артем открыл глаза. Обладатель странного акцента выглядел так, словно его с головой макнули в пергидроль и оставили так на сутки.

— Хорошо, Энью, посадите его.

Вылинявший блондин ковырнул ключиком в наручниках, освободил одно запястье Артема и тут же снова защелкнул «браслет», помог пленнику сесть. Верещагин увидел собеседников. Первый — офицер, среднего роста, капитан. Ненамного старше Верещагина или даже его ровесник, но светло-русые волосы уже успели изрядно поредеть надо лбом. Говорят, что так рано лысеют от большого ума.

Второй офицер — краповый берет, майорская звезда. Сорок пять или около того.

Мельком рассмотрев их, Артем снова зажмурился — свет казался слишком ярким, зато звуки долетали как будто издалека. Всем органам чувств словно сбили настройку. Наверное, кололи какой-то мощный наркосодержащий анальгетик.

— Давай знакомиться, — сказал капитан спецназа. — Капитан Резун, майор Варламов. В дальнейшем просто гражданин капитан и гражданин майор.

Верещагин посмотрел в лицо сначала одному, потом второму. Жесткие и спокойные лица. «Ты попался, — говорили эти лица. — Ты принадлежишь нам каждым волоском, ты полностью в нашей власти, и ты расскажешь все, что знаешь. Мы даже не торопимся, не форсируем события — настолько мы уверены в том, что ты уже сломан». Шевельнулась полудохлая злость.

— ГРУ или КГБ? — спросил он.

— А какая тебе разница?

Он качнул головой: никакой.

— Встречный вопрос: спецвойска ОСВАГ или армейская разведка?

— Горная пехота.

— Не надо пудрить мне мозги, — гражданин капитан присел рядом, положил руку ему на плечо. Артем непроизвольно дернулся.

— Это правда, — сказал он. — Первая горно-егерская бригада. Капитан Артемий Верещагин, номер 197845XD.

— Извини… Не хотел, — спецназовец убрал руку. — Твой «смертник», — он достал из кармана идентификационный браслет Верещагина, посмотрел на гравировку на пластине. — Группа крови — А, вероисповедание — римский католик. Как тебя угораздило?

Он не сразу понял.

— Что?

— Я спрашиваю: почему ты вдруг католик? Ты же русский. Или нет?

«Кажущиеся глупыми, не относящиеся к делу или малозначащие вопросы — один из видов психологического давления, который особенно хорошо работает с неподготовленными людьми…» Далее инструкция предписывала не отвечать даже на такие вопросы, ибо рано или поздно из тебя, сбитого с толку, автоматически выскочит ответ на важный вопрос…

Ерунда. Они все равно получат все свои ответы.

— Моя мать была католичкой.

— Ага, — сказал Резун. — Почему была? Она что, умерла?

— Да.

— Так ты, значит, сирота, — спецназовский капитан уселся на стол, покачивая ногой. — Ну рассказывай, сиротинушка, как оно все было-то.

«Давай, — сказал себе Артем. — Сразу все. Так будет лучше, чем цедить по слову».

— Вчера поздним утром наша группа из десяти человек в форме советских спецназовцев поднялась на армейском грузовике ГАЗ-66 на гору Роман-Кош и заняла телецентр. Дождавшись появления группы настоящего спецназа, мы уничтожили ее и свалили трупы в генераторной. Туда же положили наших, погибших в бою. Навели везде порядок. Потом появился десантный батальон под командованием майора Лебедя. Места не хватало, и две роты вернулись в Ялту. Осталась рота капитана Асмоловского. В 21.40, как было приказано, мы включили генератор помех. В час ночи или что-то около этого на гору поднялся батальон Лебедя. Их выбили из Ялты. Они начали отступать по северной трассе. Меня и моих людей оставили в арьергарде. Мы сдали ретрансляционный центр нашим войскам. Остались там для охраны. Мне придали взвод резервистов… Ближе к утру вернулся Лебедь, батальон не смог отойти по северной трассе… Они взяли гору… Уничтожили наш взвод… Все.