Досье Уильяма Берроуза - Уильям Сьюард Берроуз

Кое-что на введение

Джеймс Грауэрхольц

Где-то в 1958 году Уильям Берроуз переехал из Танжера в Париж и поселился в доме № 9 на рю Гитле-Кёр, где располагалась заштатная гостиница, получившая впоследствии название «Бит-отель». С собой Берроуз привез чемодан, полный заметок, из которых в течение следующих нескольких лет родился не только «Голый завтрак», но и «Билет, который лопнул», «Мягкая машина» и «Экспресс на сверхновую». А уж когда Морис Жиродье из издательства «Олимпия пресс» издал «Голый завтрак» (спустя три года после публикации поэмы «Вой» Аллена Гинзберга и два – после романа «На дороге» Джека Керуака), на Берроуза обратили внимание представители мирового литературного андеграунда.

До того известность Уильяма Берроуза не распространялась дальше узкого круга друзей. С первой книгой, «Джанки» («Эйс букс», 1953 г.), написанной под псевдонимом «Уильям Ли», ознакомилось не так много писателей и критиков. Но вот уже «Голый завтрак» привлек к личности автора внимание всего мира. Из-за романа в Бостоне состоялся суд, и в итоге был вынесен оправдательный приговор. Из-за романа на Эдинбургской литературной конференции в 1962 году царила столь напряженная атмосфера. Мэри Маккарти, Норман Мейлер и Алекс Троччи восхваляли книгу, называя ее шедевром американской прозы, тогда как прочие критики сочли опус Берроуза «откровенным мусором, недостойным того, чтобы его перечитывать». По сей день «Голый завтрак» вызывает ожесточенные споры критиков, а недавнее избрание автора в члены Американской академии и Института искусств и литературы позволяет представить, насколько выросла степень признания со стороны «литературного истеблишмента».

В начале 1960-х Берроуз развивал теорию письма по методу «нарезок» со своим другом-художником Брайоном Гайсином. По сути, «нарезка» – это техника коллажа, примененная к письму. В то время техника случайно литературной композиции была не в новинку; намеки на нее встречаются уже у Льюиса Кэрролла, да и поэма Тристана Тцара, строки для которой автор вытаскивал из шляпы, теперь знаменита. Однако в руках Берроуза и Гайсина, и будучи примененной к образам поп-культуры, отбросам современной прозы, техника «нарезок» превратилась в мощный инструмент.

Тем временем назревала всемирная культурная революция. После выхода «Голого завтрака» Берроуз начал получать от «небольших журнальчиков», родившихся в то время, как грибы после дождя, многочисленные заказы. По сути, «Биография Уильяма С. Берроуза. 1953-1973 гг.» («Юниверсити оф Вирджиния пресс») походит на историю публикаций с перечнем этих самых журналов и поименным списком подпольных издателей всего мира. Основные плоды творчества Берроуза того периода (с 1962 по 1969 год) публиковались именно в таких кустарных изданиях. К тому времени относится и большая часть вошедшего в «Досье Берроуза» материала. Написав книгу «Дикие мальчики» («Гроув пресс», 1970 г.), Берроуз отметил свое возвращение в большую прозу.

Он также применял «нарезки» при создании серии «Черновиков», над которыми работает по сей день. Представленные здесь выдержки из «Черновиков» относятся к тому же периоду, что и опубликованный материал, и печатаются с разрешения Стенли и Элайзы Гринштейн. По этим отрывкам хорошо заметно, как сотрудничество с Брайоном Гайсином и физические манипуляции с текстом повлияли на творчество Берроуза.

Берроуз так и представляется сидящим за пишущей машинкой: часы напролет писатель трудится у себя в номере «Бит-отеля» или в лондонской квартире, отвечая на письма поэтов и издателей американских и европейских небольших журналов. Посылает листовки образа и революции миру, которому надеялся показать надпись на стене: «Остались считанные минуты». Прошло двадцать лет, а призыв не теряет силу.

1984 г.

Берроуз в Танжере

Пол Боулз

Билла Берроуза я впервые встретил в 1953 году, в танжерском переулке, под дождем… Тогда Билл сидел на героине и пребывал далеко не в лучшей форме.

Через год он заглянул ко мне, желая обсудить кое-какие детали контракта на публикацию романа «Джанки», однако в то время случилось мне заболеть паратифом, и толку от меня вышло немного. Плотно дружить мы начали только в 1955-1956 годах. Само собой, о Билле мне понарассказали всякого: как он упражняется в стрельбе из ружья прямо у себя в комнате и прочие его легендарные выходки. Узнав Билла поближе, я понял: эти байки существуют вне зависимости от самого Берроуза и даже вопреки ему. Биллу плевать было на слухи.

Его жизнь, казалось, протекает совершенно неорганизованно, но Билл, зная о собственной аддукции, назначил себе строжайшую автоматическую внутреннюю дисциплину, какую только не смог бы изобрести и в здравом уме. Жил в захламленной каморке, единственная дверь которой выходила в сад отеля «Вилла Мунирия»; одну стену в комнате, служившей тиром, украшали пулевые отверстия, другую – фотографии, в основном из амазонских джунглей. Мне нравилось слушать рассказы Билла о путешествии по Южной Америке, и он частенько вдавался в долгие повествования.

Путешествие в джунгли Амазонки стало частью самообучения Билла, поскольку отправился он туда с единственной целью: испытать на себе действие местного наркотика яхе, который готовят аборигены и который принимать следует тут же, ведь через несколько часов зелье теряет силу. Особенность яхе в том, что это больше, чем просто наркотик. Он – наркотик групповой, усиливающий телепатические способности и эмоциональную эмпатию в кругу тех, кто принял его одновременно. Билл уверял, якобы при помощи яхе он сумел наладить контакт с индейцами. Правда, от яхе его жестоко мутило.

Те два года, что я общался с Биллом в Танжере, он употреблял исключительно кайф, маджун и спиртное. Потреблял, правда, в огромных количествах. На столе и под столом у него в комнате валялись кипы бумаг, будущих страниц «Голого завтрака». Билл наугад хватал листок и зачитывал мне пассаж, хохоча при этом от души (ведь роман и правда смешной), а потом вдруг умолкал и, не выпуская листа из руки, принимался рассуждать о язвах общества, подтолкнувших его к написанию этого отрывка. Больше всего в Билле Берроузе мне нравится его способность сохранять здравость мысли и юмор, пусть порою и едкий. В любое время дня и ночи мотор рычит на полных оборотах, то есть Билл хохочет или готов захохотать.

На еду он тратит денег больше, чем любой из танжерцев. Наверное, ему есть еще что тратить – не знаю, – но плотная трапеза входит в число элементов хорошей жизни по Берроузу, от которой он никогда и ни за что не откажется. (Гертруда Стайн назвала бы это потаканием своим слабостям; Билл, впрочем, никогда не испытывает ни малейших угрызений совести по этому поводу.) Он идет по жизни, наслаждаясь даже собственными неудачами. Билл ни разу не упомянул случая, который хотя бы временно его не осчастливил. По чертежам Райха он собрал оргоновый аккумулятор – и сидит в нем, согнувшись в три погибели, курит кайф. Имелась у Билла плитка, на которой он сам готовил кексы с гашишем и гордо угощал ими всех желающих.