Безумный Макс. Поручик Империи - Михаил Ланцов

Пролог

Максим скривился и с раздражением убрал смартфон от уха. Из динамика доносился истеричный женский крик, взывающий к его давно почившей совести.

– Ну и катись! – рявкнул парень и со всей дури запустил смартфон в ближайшее дерево. Раз. И ни в чем не повинный кусок электроники затих, развалившись на запчасти. А наш герой окинул мутным взглядом округу.

Полная луна светила ярко и позволяла прекрасно обозревать завораживающую картину. С такой любовью и матом реконструированный участок оборонительных позиций пехотного полка времен Первой мировой войны был завален телами. Кое-как. Вперемешку. Словно тут совсем недавно шло не неистовое обсуждение аутентичных подворотничков, а настоящее сражение. И мундиры! Каких тут только не было! Даже просматривался некомплектный китель местного участкового, владелец которого куда-то подевался.

То еще зрелище!

Эти тела так увлеклись «научными дискуссиями», что не смогли добраться даже до своих палаток. Так тут и попадали, сраженные «коварным раствором». И теперь храпели самым кошмарным образом. Вон – даже собаки притихли, забившись под машины.

Парень тяжело вздохнул.

Водка кончилась. Коллеги опали, как осенние листья. Девки не приехали. Тоска. Смертная тоска. Но делать нечего.

И он, спустившись в одну из траншей, практически мгновенно заснул сном младенца. Прижимая к себе гитару, словно любимую девицу. А то еще утащит кто потехи ради…

Бах! Бах! Бабах!

Ухнуло где-то совсем рядом, ударив Максима по ушам громким звуком и осыпав землей.

– Да вы тут что, совсем?!.. – громко поинтересовался парень, просыпаясь.

Сел на задницу. Протер глаза.

Бах! Рядом ухнул очень натуральный взрыв, и в траншею рухнул кровоточащий кусок мяса, бывший некогда человеком. Ну как траншею? Так – жиденькую, наспех выкопанную канавку. Не шедшую ни в какое сравнение с той красотой, что ребята выкопали в рамках реконструкции.

Это отрезвило Максима лучше всяких таблеток. Адреналин пошел в организм целыми эшелонами. А мозг уже лихорадочно начал пытаться осознать происходящее.

Парень аккуратно высунулся из траншеи и резко нырнул обратно. Поле боя ни с чем не спутаешь. Рядом с траншеей лежали еще три трупа. И это явно не бутафория. Очень уж натурально все. И на вид, и на запах. Да и так людей хватает, что примечательно в форме Русской Императорской армии начала Первой мировой войны. Кто бежит, кто лежит, кто кого-то тащит…

– Бред какой… – буркнул Максим себе под нос. В его голове происходящее не укладывалось. Все выглядело так, словно устроители маневров реконструкторов решили пострелять друг в друга из пушек да гаубиц боевыми снарядами. Вжих-х-х. Что-то пронеслось недалеко. – И пулями… – сглотнув, подошедший к горлу комок, дополнил парень свои мысли вслух.

Еще раз выглянул. Опять нырнул на дно траншеи и нервно потер лицо, разгоняя кровь.

Хоть он и был молод, но уже успел побывать на войне. Посетил несколько горячих точек – одна военная компания поспособствовала. Нет, конечно, он туда не сильно рвался. Но иного пути хоть как-то построить свою военную карьеру он больше не имел из-за излишней похотливости. Ну, подумаешь, помог комбригу обзавестись внеплановым потомством? Ну уважил его молодую жену? Ну и что? Дело-то житейское. Так нет. Злопамятный оказался…

Куда он попал? Во что вляпался? Какие вещества Эдик подмешивал в тот самогон в канистрах? Важные вопросы. Но с ними он разберется потом. Сейчас ему, очевидно, требовалось выжить.

Максим подхватил винтовку убитого пехотинца. Снял с него ремень с подсумками для винтовочных обойм. И уверенно полез наверх.

Таким он и предстал перед тремя перепуганными солдатами.

Суточная щетина. Страшный перегар. Злые, осоловевшие глаза. Слегка помятый мундир пехотного поручика довоенного образца. Еще красивый и не растерявший свой лоск под тяжестью острого дефицита всего и вся. В руке трехлинейка, на левом плече гитара в чехле, на правом – ремень с подсумками. Надеть его он просто не успел.

– Ваше благородие! – выдохнули на автомате бойцы. И остановились, уставившись на непонятно откуда взявшегося офицера. Стрелять-то оно, конечно, стреляют. Но пиетет к офицерам у них пока еще имелся, и весьма немалый.

– Равняйсь! Смирно! – гаркнул Максим, прочищая глотку. А потом уже спокойным голосом добавил: – Куда бежим-то?

– А куда едем?

– А вы сами, что бы на это ответили бы?

– Да насрать!

– Вот, вы даже дорогу знаете.

26 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии

Своим появлением и вопросом Максим поставил бойцов в тупик. Да чего уж там – в натуральный ступор вогнал.

Пауза затягивалась.

На лицах всех трех отчетливо просматривалась попытка придумать хоть что-то внятное и правдоподобное. Они ведь бежали с поля боя. То еще занятие. И раз так спасовали перед незнакомым офицером, то вряд ли получали приказ на отступление.

Бах!

Метрах в семидесяти взорвался снаряд, отчего эта троица испуганно присела, а Максим лишь поморщился. Ранение, настоящее ранение, полученное им в песках одной довольно жаркой страны, наложило на него свой отпечаток. Посттравматический синдром закончился хроническим бедствием – легким, но стабильным «протеканием крыши». Так что руководство военной компании перевело его на тыловые работы. Парень-то он толковый и полезный, такими не разбрасываются, но лучше бы ему держаться подальше от перестрелок. Сюрпризов в тех непростых операциях, что проводила военная компания, ей и так хватало.

Все усугубляло еще и то, что голова Максима соображала очень туго после вчерашнего. Да и ситуация смущала невероятно. Куда он попал? Как? Зачем? Ни на один из этих вопросов он ответить не мог. Да, форма на бойцах была вполне типовая для Русской Императорской армии лета 1914 года. Винтовки аутентичные. Патроны боевые. Взрывы натуралистичные. Ну и трупы – заглядеться можно… если смотреть на все это, как на съемки кино. Да вот беда – в кино настоящих трупов не употребляли в качестве реквизита.

«Раствор коварен…» – подвел мысленный итог Максим и поинтересовался у этих солдатиков:

– Вы получили приказ отступать?

– Нет… – неуверенно ответил один из бойцов, испуганно скосившись на собратьев по опасной пробежке. И те, не сговариваясь, начали пятиться. Ведь в воздухе отчетливо запахло если не дезертирством, то оставлением своих позиций без приказа.