Голос - Кристина Далчер

* * *

В память о Чарли Джонсе, лингвисте, профессоре, друге

Один человек по имени Стивен Кинг как-то сказал: «Никто не пишет длинный роман в одиночку». Мне было лет десять, когда я впервые прочла эти слова в самом начале «Salem’s Lot» [1]. Но они и сегодня полностью соответствуют действительности.

Роман «Голос» родился при участии многочисленных матерей и отцов, и каждого из них я должна поблагодарить.

Во-первых, я благодарна своему литературному агенту Лоре Брэдфорд за честность, ясный ум, доброжелательность и постоянную готовность подбодрить. Ни один писатель не пожелал бы для своих творений лучшего защитника.

Я благодарна также: моему американскому издателю, Синди Хван из Беркли, а также моему британскому издателю, Шарлотте Мёрселл из штаб-квартиры «HarperCollins»; и обеим командам этих издательств за проявленный ими поистине свирепый энтузиазм.

Спасибо моим первым читателям, Стефании Хаттон и Калебу Эштерлинг, за то, что они с такой скоростью прочли этот роман, написанный всего за два месяца, и помогли ему по-настоящему засиять.

Спасибо Джоанне Мерриэм из «Upper Rubber Boot Books». Без ее личного звонка о приеме рукописи на рассмотрение в антологии «Broad Knowledge: 35 Women Up to No Good» история доктора Джин Макклеллан могла бы никогда не увидеть свет.

Я также благодарна Эллен Брайсон, Кайле Понграк и Софии ванн Лльюин, которые подвергли эту историю внимательной и острой критике, а затем велели мне продолжить работу.

Спасибо многочисленным авторам флеш-фикшн и издателям, которые столько лет кричали о моей работе, чем и оказали мне неоценимую поддержку. Вы все знаете, кого я имею в виду.

Я благодарна и тебе, дорогой читатель, ибо ты последним оценишь эту историю. Я очень надеюсь, что тебе она понравится. Мало того, я надеюсь, что она немножко разозлит тебя. А еще я надеюсь, что она заставит тебя думать.

И, наконец, спасибо моему мужу Брюсу, который поддерживает меня почти во всем, что я делаю. И никогда, никогда не говорит, что я слишком много болтаю.

Если бы кто-то сказал мне, что я за какую-то неделю сумею свергнуть нашего президента, положить конец Движению Истинных, а также уничтожить такую бездарь и ничтожество, как Морган ЛеБрон, я бы ни за что не поверила. Но спорить не стала бы. Я бы вообще ничего не сказала.

Потому что с некоторых пор мне, женщине, разрешено произносить лишь несколько слов.

Вот и сегодня вечером за ужином, прежде чем я успеваю использовать последние из отпущенных мне на день слов, Патрик выразительным жестом стучит по тому проклятому серебристому устройству, что красуется у меня на левом запястье. Этим жестом он как бы говорит, что полностью разделяет мою беду, а может, просто хочет напомнить, чтобы я была осторожней и помолчала, пока ровно в полночь счетчик не обнулит показатели и не запустит новый отсчет слов. Обычно я уже сплю, когда осуществляется это магическое действо, так что и в этот раз вторник у меня начнется с девственно-чистого листа. То же самое произойдет и со счетчиком моей дочки Сони.

А вот мои сыновья счетчиков слов не носят.

И за обедом они обычно болтают без умолку, обсуждая всякие школьные дела.

Соня тоже учится в школе, но никогда не тратит драгоценные слова на разговоры о событиях минувшего дня. За ужином, поглощая приготовленное мною по памяти какое-нибудь примитивное рагу, Патрик задает Соне вопросы о том, каковы ее успехи на уроках домоводства, физкультуры и нового школьного предмета, который называется «Основы домашней бухгалтерии». Слушается ли она учителей? Будут ли у нее в этой четверти высокие оценки? Патрик точно знает, какие именно вопросы следует задавать девочке: очень понятные и требующие однозначного ответа – либо кивка, либо отрицательного качания головой.

Я наблюдаю за ними, слушаю и невольно так впиваюсь ногтями себе в ладони, что там остаются красные полумесяцы. Соня кивает или качает головой в зависимости от вопроса и недовольно морщит носик, когда ее братья, наши юные близнецы, не понимая, как важно задавать вопросы, требующие только да/нет или же максимально краткого ответа из одного-двух слов, пристают к ней с расспросами о том, хорошие ли у нее учителя, интересные ли уроки и какой школьный предмет ей нравится больше всего. То есть обрушивают на нее лавину вопросов с открытым концом. Мне не хочется думать, что близнецы нарочно искушают сестренку, или дразнят ее, или пытаются поймать на крючок, заставляя произносить лишние слова. Но с другой стороны, им ведь уже одиннадцать лет, и они бы должны были все понимать, поскольку видели, что с нами бывает, если мы выходим за пределы отпущенного нам лимита слов.

У Сони начинают дрожать губы, она смотрит то на одного близнеца, то на другого, а ее розовый язычок, невольно высунувшись, начинает нервно облизывать пухлую нижнюю губу – ведь язык как бы обладает своим собственным разумом, не желающим подчиняться закону. И тогда Стивен, мой старший сын, протянув через стол руку, нежно касается указательным пальцем губ сестренки.

Я могла бы сформулировать близнецам то, чего они не понимают: все мужчины теперь выступают единым фронтом в том, что касается школьного обучения. Однонаправленная система. Учителя говорят. Ученики слушают. Это стоило бы мне восемнадцати слов.

А у меня осталось всего пять.

– Как у нее обстоят дела с запасом слов? – спрашивает Патрик, мотнув подбородком в мою сторону. И тут же перестраивает свой вопрос: – Она его расширяет?

Я только плечами пожимаю. К своим шести годам Соня должна была бы иметь в своем подчинении целую армию из десяти тысяч лексем, и это маленькое индивидуальное войско мгновенно строилось бы и вставало по стойке «смирно», подчиняясь приказам ее все еще очень гибкого и восприимчивого мозга. Должна была бы, если бы пресловутые школьные «три R» [2] ныне не были сведены к одному: самой примитивной арифметике. В конце концов, как ожидается, в будущем моей подросшей дочери суждено всего лишь ходить в магазины и вести домашнее хозяйство, то есть играть роль преданной, послушной долгу жены. Для этого, разумеется, нужна какая-то самая примитивная математика, но отнюдь не умение читать и писать. Не знание литературы. Не собственный голос.

– Ты же специалист по когнитивной лингвистике, – говорит мне Патрик, собирая грязные тарелки и заставляя Стивена ему помогать.

– Была.