Путин. Наш среди чужих - Ольга Видова

Становление личности

Владимир Путин родился 7 октября 1952 года.

Его отец, Владимир Спиридонович, выходец из села Поминово Тверской области, до Великой Отечественной войны был комсомольским активистом.

Женился на девушке из соседнего села Заречье, Шеломовой Марии. Во время войны Маша Шеломова находилась в блокадном Ленинграде, выжила, после войны работала санитаркой. Ее мать, бабушку Владимира Путина, в октябре 1941 года застрелили гитлеровцы. Случилось это в селе Тургинове Тверской области.

Дед по отцу был поваром у Владимира Ильича Ленина в Горках, потом перешел служить на дачу И. В. Сталина.

После окончания войны Владимир Спиридонович Путин работал охранником вагоностроительного завода в Ленинграде, а затем стал там же мастером.

Владимиру Путину было 12 лет, когда в 1964 году Н. С. Хрущев был освобожден от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР. На смену ему пришел Л. И. Брежнев. Оба они возглавляли вполне сложившееся авторитарное государство, в котором уже не было лидирующего класса, тем более антагонистического социального расслоения. Функционировали лишь профессиональные группы, лоббирующие свои жизненные интересы: оборонные комплексы, научные сообщества, творческие союзы. Жизнь рядовых граждан была регламентирована иерархической государственной пирамидой. Создаваемый работником прибавочный продукт присваивался государством и направлялся на реализацию проектов, осуществляемых, как было ясно из газет, в высших интересах народа: перманентного перевооружения, освоения космического пространства, строительства дорог, создания индустриальных гигантов, электростанций. По мнению идеологов партии, именно на этих гигантах взращивался новый человек, новая историческая общность.

Реформа шестидесятых привела к доминированию промышленности, армии, благодаря чему открылись огромные возможности для экспансии крупной индустрии. Отдельные ведомства получили хозяйственную независимость друг от друга.

С приходом к руководству Л. И. Брежнева пирамида власти настолько укрепилась, что уже было неважно, кто стоял во главе ее. Главное, чтобы установки партии проводились без нарушений и отклонений от стратегического курса.

Брежневский стиль был отмечен строгим соблюдением принципа коллективности партийного руководства. В результате в первые годы были достигнуты определенные успехи в социально-экономическом развитии страны. Думается, это было в немалой степени связано с тем, что Брежнев и его окружение представляли собой слаженную команду, устраняли крайности в политике и экономике, возникшие во время хрущевской «оттепели». В итоге Брежневу удалось реставрировать командно-административную систему, растоптанную самонадеянным Хрущевым. Пока Брежнев был здоровым и сильным человеком, особенно в первые годы правления страной, такой тип политика в большинстве своем вполне устраивал советский народ. И это несмотря на то, что созданный миф «великого борца за мир», «великого ленинца», «великого теоретика» начинал напоминать миф о Сталине. Но только отдаленно. Почему? Вероятно, потому, что Брежнев реставрировал сталинскую модель в значительно смягченном варианте.

Между тем в советском обществе начал формироваться слой новой интеллигенции, выходцев из разных социальных слоев. Эти люди не знали репрессий и в силу духовного развития, неплохой образованности были способны не только к восприятию новых идей, но и к выдвижению своих концепций.

В советском государстве, которое было достаточно мощным и крепким, все определяла линия Коммунистической партии. Поэтому Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев прежде всего был «верным ленинцем». Показательной была реакция современников на избрание Брежнева главой государства. Георгий Арбатов: «Сменили лидера. Но какая идеология и какая политика должны сопутствовать этой смене, какие теперь утвердятся политические идеи? Эти вопросы не обрели ответа. Ибо к власти пришли люди, у которых не было единой, сколько-нибудь определенной идейно-политической программы… Брежнева большинство людей… считали слабой, а многие — временной фигурой. Не исключаю, что именно поэтому на его кандидатуре и сошлись участники переворота».

Но Брежнев без громких слов быстро определился со своей политической линией, в сущности, продолжив великодержавный сталинский курс. Имя Сталина перестало появляться в контексте критики преступлений и ошибок, изменились содержание и стиль официозных статей. В них все реже рассматривались идеи и понятия, вошедшие в обиход после XX съезда. Зато ключевыми стали слова «партийность», «идейная чистота», «непримиримая борьба», «монолитное единство».

Вероятно, справедливым будет утверждение, что система уже не нуждалась в «слишком сильном лидере», отличавшемся импульсивностью и волюнтаризмом: он мог внести диссонанс, разбалансировать созданный годами тяжелейших испытаний жесткий каркас советской державы. Отношение к людям, посвятившим себя партийной работе, принципиально никогда не менялось. На первом плане были крупные стройки, заводы, магистрали. И это было естественным для страны, поставившей задачу «догнать и перегнать», постепенно трансформированную в скрытый лозунг — «Не отстать!».

Идеальная модель героя того времени представляла человека в единстве общественных и личных интересов при безусловном приоритете первых. Непросто было советскому человеку, задавленному проблемами элементарного выживания, подойти к высокой цели, выдвинутой КПСС, гармонии общественного и личного.

В обществе того времени присутствовала поразительная социально-психологическая черта: при жизни политических деятелей мало кто говорил об их недостатках. И только потом наступало «прозрение». Любопытно, что, демонстрируя подобное «прозрение», сопровождающееся, как правило, нелестными характеристиками в адрес главного руководителя, «прозревший» как бы дистанцировался от времени и от бывших представителей власти. Причем, чтобы подчеркнуть свою непричастность к происходившему, даже явно положительные явления предшествующей эпохи преподносились зачастую с точностью до наоборот. Вот типичный образец. Так, например, Рой Медведев в 1989 году писал о брежневском времени: «Но разве все было так плохо у нас во времена Брежнева? Разве не называли мы 70-е годы самым спокойным десятилетием в истории СССР? Да, но это было спокойствие застоя… Разве не были 70-е годы временем разрядки? Да, но это была слишком хрупкая разрядка… Разве советские люди в начале 80-х годов не жили лучше, чем в начале 60-х? Да, жизнь улучшалась, но крайне медленно… Разве Советский Союз не достиг при Брежневе паритета с Америкой в области стратегических вооружений? Да, эта цель была достигнута, но слишком большой ценой для нашей экономики и на слишком высоком уровне — далеко за пределами разумной достаточности».

На самом деле в абсолютном большинстве советские люди не роптали на стабильность общества и его моральный стандарт. Напротив, такое положение дел многих вполне устраивало, так как давало устойчивые формы существования в рамках довольно продвинутой цивилизационной системы. Импонировало осознание мощи советского государства, его авторитета на международной арене, то, что оно декларировало нормы относительного равенства в условиях жизни всех социальных слоев страны, что нередко проявлялось и на деле.