Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт

Факты, даты, цитаты Вальтер Скотт о литературе и творчестве

…Когда я впервые понял, что обречен стать литератором, я приложил стоические усилия, дабы избавиться от той болезненной чувствительности – или, скажем прямо, тщеславия, – которая делает племя поэтов несчастным и смешным. Я всегда старался подавить в себе столь присущую поэтам жажду похвал и комплиментов.

* * *

Люди могут говорить и то и другое о наслаждении славою и выгодами как о побудительной причине писать; но я думаю, что тут главное удовольствие состоит в самом труде и изысканиях – без этого я так же мало стал бы писать, как охотиться только для того, чтобы есть суп из зайцев. Но если в то же время придут известность и деньги, то я буду ссориться с ними так же мало, как с супом из зайцев.

* * *

Я сам на себя досадую, когда хоть на минутку поддаюсь дурному настроению, и могу с чистой совестью сказать, что, при многих моих недостатках, дурной нрав едва ли относится к их числу.

* * *

Мне не даются героические фигуры в полном смысле слова, зато я питаю дурную слабость к сомнительным характерам разного рода обитателей Пограничья, пиратов, горных разбойников и других молодцов робин-гудовского склада.

* * *

…Если у меня и есть в чем-нибудь сноровка, так это в умении извлекать поразительный и интересный сюжет из множества скучных подробностей, и поэтому я нахожу столько приятного и поучительного в томах, слывущих скучными и неинтересными. Дайте мне факты, а воображения мне хватит своего…

* * *

Стоит мне взять в руку перо, как оно быстренько застрочит по бумаге. Порой меня подмывает выпустить его из пальцев, чтобы проверить, не начнет ли оно и помимо моей головы писать так же бойко, как с ее помощью, – заманчивая перспектива для читателя.

А. Н. Паевская, «Вальтер Скотт. Его жизнь и литературная деятельность»

Во время пребывания в Эдинбурге шестилетнего Скотта видела приятельница его матери миссис Кокбурн; она описывает его как самого гениального ребенка, какого ей когда-либо приходилось видеть: «Он читал своей матери вслух стихи, когда я вошла. Я просила его продолжать. Это было описание кораблекрушения. Его волнение росло вместе с грозою. “Мачта упала! – восклицал он. – Вот ее унесло водою… они все погибнут!” Весь взволнованный, он обращается ко мне, говоря: “Это слишком печально, я лучше почитаю вам что-нибудь повеселее”». По уходе дамы он сказал тетке, что миссис Кокобурн, которая о многом разговаривала с ним, такой же «виртуоз», как он сам. «Милый Вальтер, – отвечала тетка, – что же такое “виртуоз”?» – «Разве вы не знаете? Это человек, который желает все знать».

Иоганн Вольфганг фон Гете (1749–1832), немецкий поэт

Вальтер Скотт – великий талант, не имеющий себе равных, и, право же, неудивительно, что он производит такое впечатление на читающий мир. Он дает мне обильную пищу для размышлений, и в нем мне открывается совсем новое искусство, имеющее свои собственные законы.

Аллан Каннингем (1784–1842), шотландский поэт и писатель, автор биографии Вальтера Скотта

Великий гений его едва равнялся доброте его сердца и великодушию характера, которые приобрели ему всеобщую любовь. […] Никогда я не слыхал, чтобы он говорил о ком дурно, и если ему случалось сказать острое слово, он тотчас спешил уменьшить действие его, приводя какую-нибудь похвальную черту. […]

Он чрезвычайно любил рассматривать развалины и разговаривать со старыми людьми всякого состояния, особливо с пастухами. Он знал и мог описать все места сражений в Великобритании и Шотландии и посещал места действий лучших шотландских баллад.

Он не мог видеть равнодушно, когда вынимали хотя один камень из стены старого замка или пахали поле, славное в истории. Мне сказывали, что он только однажды был сильно рассержен – на какого-то духовного, который необдуманно велел стащить один из огромных старых камней, которые означают место трагического приключения, воспетого в печальной балладе. Вот что я узнал о его образе жизни, частию от него самого, частию от лиц, коротко его знавших. Он очень рано вставал, садился писать в 7 часов и, кроме нескольких минут для завтрака, продолжал это занятие до часу или двух. Тут он отдыхал, одевался и шел прогуливаться в сопровождении двух любимых собак, столь больших и сильных, что они могли бы задавить оленя. После нескольких часов прогулки он шел домой и принимал друзей, которых случай или приглашение заводили к нему. Таким образом он быстро подвигался в своих литературных занятиях; не чувствуя недостатка вдохновения, всегда, как находился в хорошем здоровье, он не имел надобности дожидаться посещения музы и каждый день писал более десяти печатных листов. Писал он быстро, не обдумывая и почти не поправляя написанного, и чем скорее он сочинял, тем лучше, ибо это было доказательством хорошего расположения.

Будучи первым сочинителем своего времени, он не любил принимать на себя наружности ученого человека и, выходя из кабинета, сбрасывал мантию поэта и надевал одежду сельского дворянина, знающего свет, ко всем внимательного и гостеприимного. Он гордился своим достоинством человека и никогда дарованием поэта или историка и скорее желал, чтобы почитали в нем потомка древней фамилии и основателя Аббатсфорта, насадившего леса и сады его, нежели гения, которого творения имели сильное влияние на человеческий род и способствовали счастью миллиона его ближних. […]

Он представляет такое разнообразие характеров, какого не найдешь у всех прочих романтиков вместе. Быстрота его рассказа, озаряющая подобно солнцу на возвышенностях и выпуклых местах ландшафта, ничего не значит в сравнении с его частными портретами. В них-то он является обильным и неистощимым, как природа, и все лица его кажутся созданными для того места, на которое он их поставил. Одним ударом кисти он дает им жизнь и вливает потом в них чувства, которые выводят их на действие. […] Вальтер Скотт создал целый рой характеров, сильных душою и телом, говорящих языком, свойственным их состоянию, настоль различных один от другого, как плющ от репейника.

[…] У Вальтера Скотта все натурально; нигде не заметно работы, и, сверх того, о каждом предмете он говорит только половину того, что может сказать, между тем как большая часть сочинителей оборачивают предмет со всех сторон, пока он совсем истощится. Ни один гений не имел столь обширного, сильного влияния на свет, ни один, может быть, не соединял столько редких, столько почти божественных качеств и ни один не расточал их с такою щедростию для блага ближних, и не одни мы скажем это; творения Вальтер Скотта будут составлять утешение и прелесть будущих поколений до тех пор, пока солнце будет сиять на небе и вода струиться в ручьях.