Тайна Нилии - Поль де Ивуа

Часть I СЕКРЕТ АНГЛИИ Глава I ДЖОН И ДЖЕК

— Джек! Будь я вполне уверена, что ты не мой сын, какую звонкую пощечину сейчас влепила бы я тебе!

Так выражала свои чувства мистрис Прайс, старшая повариха Сирдара [1], то есть английского генерала Льюиса Биггена, командующего англо-египетской армией, угнетавшей население долины Нила в интересах лондонских купцов.

Мистрис Прайс насчитывала уже сорок пять зим и, как полагается порядочной поварихе, отличалась удивительной пышностью и округленностью форм, напоминая с виду один из тех пудингов, к которым так пристрастны ее соотечественники. Обыкновенно весьма кроткая, с голосом тихим и ласковым, эта особа в данный момент находилась в крайне возбужденном состоянии; грузно ступая по каменным плитам кухни, мистрис Прайс грозно громыхала своими бесчисленными сотейниками и кастрюлями, а двое молодых людей, лет около двадцати, стоявшие немного в стороне, слушали ее.

Один из них был высокий и худой блондин, с бледно-голубыми глазами, в которых временами замечался как бы отблеск стали, с большими костлявыми руками и длинными тонкими ногами, — другой же, роста среднего, гибкий, стройный, но не тощий, с тонкой линией темных усиков над верхней губой и темными волосами, весьма мало походил на первого.

— Да, Джек, — продолжала мистрис Прайс, обращаясь к последнему, — это не достойно, не патриотично утверждать в доме Сирдара, что французский коньяк лучше виски герцогства Эссекс. Во мне вскипела вся моя английская кровь, и я повторяю тебе, что если бы была уверена, что ты не мой сын, то…

— Что же, мамаша, — добродушно засмеялся юноша, — хоть я ни мало не сомневаюсь в том, что я ваш сын, чему доказательством служит моя безграничная любовь к вам, все же пусть это не стесняет вас, и если награждение меня оплеухой может вернуть вам обычное спокойное состояние духа, то сделайте одолжение, моя щека в вашем распоряжении!..

Эти слова, в которых слышалась, и сыновняя покорность, и добродушие молодого человека, смягчили сердце ярой британки. Переваливаясь с боку на бок, вследствие своей толщины, грузная дама подошла к Джеку и любовно заключила его в свои объятия.

— Ты лучше, разумнее меня, мой добрый, хороший Джек… Ты мое дитя, мое родное дитя… Мне было бы больно видеть в тебе чужого… ведь еще малым ребенком ты всегда делал со мной, что хотел, ласковый ты мой мальчик!..

— Что же вы хотите этим сказать, матушка, — прервал ее сухой и резкий голос, — что я здесь, в доме, подкидыш?!

Мистрис Прайс остановилась на полуслове и, обернувшись лицом к высокому блондину, поспешила возразить:

— Нет, нет, Джон, ты тоже мой дорогой и любимый сын!

Но молодой человек, не переставая хмуриться, произнес, особенно напирая на слова:

— Я не могу быть тоже вашим сыном; вы мать только одного из нас: я или ваш сын, или нет, одно из двух!

— О, Джон! — с упреком воскликнул Джек. — Наша мать…

— Моя мать, — резко поправил его Джон, — или твоя мать, но не наша мать!

— Но послушай, брат…

— Не брат, я этого не хочу!

— Хочешь ты этого или нет, а мы должны быть братьями ради спокойствия той, которая нас вырастила и воспитала. Правда, она дала жизнь лишь одному из нас, но пусть, видя в нас общую к ней любовь, она думает, что оба мы ее дети!

— Да, да! — растроганно прошептала мистрис Прайс, опустившись на стул; на глазах у нее показались слезы.

Джек тотчас очутился подле нее, опустился на колено, взял обе ее руки в свои и нежно сжимал их.

— Не плачьте, дорогая мама, Джон поймет! Он ревнив; но это у него пройдет; он еще не успел привыкнуть к этой мысли! Подумайте, ведь всего только восемь дней, как вы сообщили нам об этом, дорогая матушка, в день, когда нам с Джоном исполнилось 19 лет.

— Вы ошибаетесь, я никогда не пойму этого и не освоюсь с тем, что мне кажется диким, — резко возразил высокий блондин, — и прежде всего прошу вас не завладевать так руками моей матери!

— Ну, возьми одну из них, Джон, и оставь мне другую!

— Нет, я хочу обе!

— Что ж, и это возможно! Смотри, я положу свои руки к маме на колени, а она положит на них свои, ты же прикроешь ее руки своими руками. Таким образом каждый из нас будет держать обе ее руки в своих!

— Добрый мой Джек! — вздохнув, произнесла мистрис Прайс.

Джон досадливо топнул ногой об пол.

— Вы только и умеете говорить, что «Милый Джек! Добрый Джек! Славный Джек! Хорошенький мой Джек»!.. А между тем достаточно, кажется, только взглянуть, чтобы сразу узнать вашего сына. Мой батюшка и по наружности, и по характеру был истый англичанин, как я… тогда как Джек настоящий француз и по своим вкусам, и по наружности…

Трудно передать, сколько пренебрежения слышалось в последних словах молодого англичанина.

— Ваш отец, Джон, жил очень долго во Франции и тоже очень любил эту страну и ее обычаи!

— И, вероятно, вследствие этого и Джек предпочитает красное вино элю, и в то время, когда я изучал наш национальный бокс, он обучался французской борьбе сават, читает Гюго и Александра Дюма вместо Мильтона, тогда как я читаю Вальтера Скотта… Во всем, даже и в политике все то же… даже вчера он утверждал еще, что наша оккупация Египта ни что иное, как незаконный захват… злоупотребление правом сильного.

— Но если бы египтяне таким образом забрали Англию, чтобы ты сказал?

— Ну, вот! Вы сами видите… точно Англию и Египет можно сравнивать… Ну а в заключение всего, я похож на отца, который был таким же белокурым англо-саксонцем, как и я! Не правда ли?

Мистрис Прайс печально покачала головой.

— Я сама долго думала, что он был блондин, но оказалось, что он был им только благодаря особому эликсиру, которым он мазал голову, и когда мы с ним перешли к лорду Каматогену, в Гросс Венор-Сквер, то он окрасил свои волосы в черный цвет, так как этот достопочтенный лорд держал у себя только слуг-брюнетов, утверждая, что последние несравненно деятельнее и расторопнее. Когда я выходила замуж, ваш отец был белокур, как Джон, а затем стал таким же брюнетом, как Джек!

— Да, но каким он был раньше, чем начал красить свои волосы, блондином или брюнетом? — спросил Джон.

— Ни тем, ни другим, он был шатеном!

При этом Джек громко и весело рассмеялся, а Джон, взбешенный до крайности, принялся всклокочивать свои рыжие волосы.