Мушкетер - Валерий Большаков

Глава 1, в которой Олег Сухов оказывается вне зоны доступа

…Секира махом врубилась в щит, просаживая доски, обтянутые вощёной кожей, и тот распался, даже кованый обод не выдержал, лопнул.

— Умри! — прорычал могучий викинг, отводя старый добрый бродекс. [1]

Радомир отскочил в сторону, стряхивая ненужный щит. Совершив обманное движение мечом, он резко пригнулся, пропуская край-полумесяц секиры над собой, и левой рукой выхватил засапожный нож.

Рядом с огромным северянином, чья неохватная грудь распирала кольчугу, Радомир казался щупленьким отроком, беспомощной и беззащитной жертвой злого великана-тролля. Зато киевлянин был юрким…

Метнувшись под гудящий топор, Радомир распорол ножом мощную десницу викинга, бугрящуюся мышцами, окрученную серебряной спиралью наруча, и тут же отшагнул, спасая буйну головушку от секущего удара.

— Жалкий трэль! [2] — взревел нурманн. — Убью, длиннопятый!

Разящая сталь взлетела, а киевлянин мгновенно упал на колено, поражая врага мечом, — клинок вонзился викингу под кольчугу, погружаясь в необъятное нутро…

…Раздражённо схватив пульт, Олег выключил телевизор. Замучили они своими батальными сценами! Сослать бы хоть одного дурака-шоумена в прошлое, пусть бы поглядел на истинного викинга — могутного воина, ловкого и скорого!

Нурманны тех киевлян пачками хватали, чтобы продать на невольничьем рынке в Константинополе, а юрких Радомиров крошили десятками и далее не запыхивались. Хотя на что этим режиссёрам-продюсерам правда? Им зрелища подавай…

Сухов снова почувствовал прилив желчи. Напялят на качка доспехи и выставляют это неуклюжее чучело грозой морей! Убогие…

— Хватит психовать, — цыкнул Олег сам на себя.

Иногда память о прошлом вызывала в нём жуткую досаду, порою доводя до бешенства. Старички на лавочках любят побрюзжать: «Вот в наше время…» В их время! Ха! Жалких сорок лет тому назад! А ему-то как быть, полжизни оставившему в Средних веках? Каково это, будучи багатуром, магистром, кесарем, почти на равных толкуя с королями да императорами, — и стать в строй, пополнить собой миллиардоглавую толпу обывателей?

В мире XXI века Сухов чаще всего ощущал глухое раздражение. Безжалостный и беспощадный вельможа, с холодной решимостью сживавший со свету врагов престола, он с отвращением следил за тем, как «либералы-интеллектуалы» нянькаются с мигрантами, как сюсюкаются с террористами, сепаратистами и прочим вражьём.

Олег насмотрелся, что бывает с цивилизованной страной после набега дикарей, а Европа сама впустила в свои пределы варварскую орду…

Брейвика следовало четвертовать на площади. Сомалийских пиратов — пошинковать ракетами и выжечь напалмом. Террористов, педофилов, убийц, наркоторговцев, всю эту сволочь человечества — на кол сажать. Вешать. Колесовать. Без суда и следствия! Железом и кровью!

Что толку носиться с «общечеловеческими ценностями», как дурачкам с писаной торбой, если нашествие уже свершилось, если варвары с Юга и Востока заполонили города и веси Запада и скоро устроят «золотому миллиарду» новые порядки?

Для кесаря Олегария это было настолько ясно — пронзительно, до боли! — что Олег Романович Сухов иногда доводил себя до сущего неистовства. «Перебесившись», он впадал в депрессию.

Олег встал с дивана и вышел на балкон. Отсюда хорошо видна была Об, [3] которую Быков в шутку звал Обью, зелёные холмы за рекой, а если вытянуть голову, наполовину откроется замок, давший название маленькой, сонной деревушке Арси.

Жизнь тут вели размеренную, устроенную раз и навсегда, а посему приезжих из России встретили настороженно, видимо ожидая безобразий a la Куршавель, но так и не дождались. Стали мало-помалу привыкать.

Булочник Гастон раньше мрачноват был, шевелил только разбойничьими усами, нынче же улыбается, как ясно солнышко, и выкладывает для «месье Сухофф» румяный багет. А хозяйка дома, в котором Ярик с Пончем сняли второй этаж, и слова, бывало, не скажет, ходила всё с поджатыми губами, а теперь то и дело пускается в пространные воспоминания. Сухов терпел старушечью болтовню, поскольку мадам Лассав пекла изумительные плюшки…

Олег закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Было тепло, в лучезарном воздухе разливались покой и умиротворение. С тихой чистенькой улочки доносились негромкие голоса тётушек-молочниц, живших по соседству, слышался девичий смех, перебиваемый ломким баском. Застрекотал и смолк мотоцикл, словно устыдившись резкого шума, звучащего не в лад с общей благодатью. Шмель погудел у горшка с геранью, выставленного на подоконник… Хорошо!

В кармане Олеговой рубашки требовательно завибрировал мобильник. Звонила Алёнка. Улыбаясь, Сухов приложил плашку сотового к уху.

— Алё.

— Привет! — донёс телефон милый голос.

— Привет, кисонька.

— А ты где? Во Франкии?

— Ага! — рассмеялся Олег.

— Ой, надо же — «во Франции»! А ты чего сразу смеёшься?

— Я не смеюсь, я радуюсь.

— Радуется он… — проворчала Елена Сухова, в девичестве Мелиссина. — Ты в Париже?

— Мы в Шампани, Алёнка. Это самое… Ярику приспичило купить себе замок.

— Купил?

— Да купил… Шато-д’Арси. [4] Развалины какие-то. Главная башня ещё туда-сюда, ну и воротная с куском стены, а остальное — хлам. Лом. Культурный слой.

— Завидуешь небось «феодалу»?

— Ну уж нет уж! Пусть сам теперь мается… Да это его Витёк сбил с панталыку.

— Наш Витёк?

— Ну да! Скучают научники — нельзя ж печататься, машина времени — табу. Взялись вроде «двигатель времени» курочить, бросили. Сейчас у них новое увлечение… это самое… явления класса «туннель».

— Как-как?

— Явления класса «туннель»! Ну это когда в прошлое попадают всякими ходами или, там, по пещерам.

— А разве так бывает?

— Думаешь, я знаю? Витька уверяет, что сплошь и рядом. Всем уже головы заморочил, второй день ищет дыру в прошлое.

— Там, у вас?

— В донжоне [5] Ярикова замка. Да пусть себе ищет… Может, и обрящет чего путного. Как там Наташка?