Зримые голоса - Оливер Сакс

* * *

Посвящается

Изабель Рапен, Бобу Джонсону, Бобу Сильверсу и Кейт Эдгар

Язык жестов в руках тех, кто им владеет, – самый красивый и выразительный язык, которому – в качестве средства общения и средства обратиться к сознанию глухих – ни в природе, ни в искусстве нет достойной замены.

Люди, не владеющие этим языком, не в состоянии осознать все возможности, которые он открывает глухим, понять его мощное влияние на нравственное и общественное счастье тех, кто лишен слуха. Тот, кто не знает языка жестов, не сможет оценить его чудесной способности доносить мысли до интеллекта, который в противном случае был бы обречен на пребывание в вечной тьме. Не сможет такой человек понять и важности этого языка для глухих. Пока на Земле живут хотя бы двое глухих, будет существовать и язык жестов.

Дж. Шюйлер Лонг, заведующий учебной частью школы для глухих штата Айова, «Язык жестов» (1910)

Всего три года назад я не имел ни малейшего представления о жизни глухих и даже не мог себе представить, что знакомство с ними подарит мне столько открытий, и прежде всего в сфере языка. Я был поражен, узнав историю глухих, познакомившись с чрезвычайно тяжелой (лингвистической) ситуацией, с которой им приходится сталкиваться, и с визуальным языком, языком жестов, кардинально отличающимся от моего собственного языка – языка речи. Мы очень легко принимаем наш родной язык за нечто данное нам свыше и не подозреваем, что есть другие, работающие по иным законам языки, способные удивить нас своим строением.

Когда я впервые прочитал о глухих и об уникальной структуре языка жестов, мне захотелось исследовать его глубже, совершить в него «путешествие». Это желание привело меня к глухим людям, в их семьи; в Галлоде – уникальный, единственный в мире университет для глухих. Я побывал на Мартас-Винъярд, где издавна жила колония людей, страдавших наследственной глухотой, и где все – и глухие, и слышащие – владели местным языком жестов. Я посетил города Фримонт и Рочестер, где сосуществуют общины глухих и плохо слышащих. Это «путешествие» дало мне возможность узнать великих ученых и исследователей, знатоков языка жестов и познакомиться с условиями жизни глухих людей. Эти новые знания открыли мне неизвестную сторону человеческого бытия, его новые границы. Мое «путешествие» привело меня к пониманию развития и функционирования нервной системы, к особенностям формирования сообществ, миров и культур, к тому способу их формирования, который был для меня абсолютно нов. Этот мир оказался познавательным и восхитительным. Новое знание требовало совершенно иного взгляда на старые проблемы, нового и неожиданного взгляда на язык, анатомию и культуру.

Мои изыскания очаровали и одновременно ужаснули меня. Я был в отчаянии, узнав, как много глухих людей лишено возможности полноценно общаться, а значит, и мыслить, и какая жалкая жизнь им из-за этого предуготовлена.

Но я сразу же осознал и другое измерение, другой мир возможностей – не биологических, но культурных. Многие глухие люди, с которыми мне довелось познакомиться, не просто владели настоящим языком, но языком совершенно иного сорта, языком, который обслуживал не только способность к мышлению (и на самом деле давал возможность такого восприятия и мышления, какие не могут даже вообразить слышащие), он служил средой общения для очень богатой культуры. Я ни на минуту не забывал о «медицинском» статусе глухих людей, но теперь я видел их в ином, «этническом» свете, как народ, обладающий своим отдельным языком, своей системой понятий и собственной уникальной культурой [1].

На первый взгляд может показаться, что история изучения жизни глухих людей и их языка представляет весьма ограниченный интерес. Но я думаю, что на самом деле это далеко не так. Верно, что число лиц, страдающих врожденной глухотой, составляет менее одной десятой процента от всего населения, но проблемы, связанные с этими людьми, порождают вопросы огромной важности. Изучение жизни глухих показывает нам многое из того, что составляет сущность человеческого во всех нас – нашу способность к языку, к мышлению, к общению и культуре; показывает, что эта способность не развивается в нас автоматически, что она не является биологической по своей сути и что происхождение ее является продуктом социального и исторического развития; что эта способность – дар, самый чудесный из даров, передающийся от одного поколения к другому. Мы видим, что Культура так же важна для нас, как и Природа.

Существование визуального языка, языка жестов так же, как и поразительное усиление способности к восприятию и толкованию зрительных стимулов, которым сопровождается обучение языку жестов, показывает нам, что мозг обладает потенциалом, о котором мы раньше даже не догадывались. Перед нами раскрывается почти безграничная пластичность и неисчерпаемость нервной системы, всего человеческого организма, когда он сталкивается с новой ситуацией и вынужден к ней приспособиться. Да, наш организм уязвим и несовершенен, и есть много способов, которыми мы можем (часто непреднамеренно) навредить себе, но есть и неведомые, скрытые, но мощные силы, бесконечные резервы, коими одарили нас Природа и Культура. Таким образом, хотя я надеюсь, что эта книга будет интересна глухим людям, их семьям, учителям и друзьям, мне думается, что она привлечет и широкую читательскую аудиторию, ибо содержит необычный взгляд на conditio humana [2].

Эта книга состоит из трех частей. Первая, «Мир глухих», была написана в 1985 и 1986 годах, и начиналась она как рецензия на книгу Харлан Лейн «Когда разум слышит». Рецензия разрослась в эссе к тому времени, когда она была опубликована (в «Нью-Йоркском книжном обозрении», 27 марта 1986 года), и позднее я вносил значительную правку и дополнял ее новым материалом. Тем не менее я оставил в книге некоторые формулировки и положения, с которыми в настоящее время уже не согласен, так как считаю, что надо сохранить оригинал, ибо он показывает, как я первоначально относился к предмету моих будущих исследований. К написанию третьей части, «Революция глухих», меня подтолкнул бунт в университете Галлоде в марте 1988 года. Эта часть была опубликована в «Нью-Йоркском книжном обозрении» 2 июня 1988 года и значительно переделана и расширена, прежде чем я включил ее в настоящую книгу. Часть вторая – «Мышление в жестах» – была написана последней, осенью 1988 года, но является в некотором смысле сердцевиной книги – по крайней мере это наиболее систематизированная часть, хотя и отражает свое, очень личностное отношение к предмету. Должен добавить, что я не считал необходимым придерживаться строго последовательного изложения, проводить красной нитью одну тему. Мне часто приходилось делать экскурсы в смежные области, что значительно обогащало мое исследование [3].