Лик Огня - Нора Робертс

Пролог

Моим любимым, прежним и нынешним

Любовь! Огонь! Он выпил поцелуем

Всю мою душу; солнце выпивает

Так из цветка прозрачную росу.

Альфред Теннисон

Остров Трех Сестер

Сентябрь 1702

Ее сердце было разбито. Зазубренные осколки этого сердца резали в кровь ее душу каждый час, каждый миг, и потому ее жизнь превратилась в ад. Даже дети — те, которых она выносила, и те, которых ей оставили покойные сестры, не приносили ей утешения.

А она, к собственному стыду, не могла принести утешения им.

Она собиралась бросить детей так же, как это сделал их отец. Ее муж, ее возлюбленный, ее душа, вернулся в море, и в тот день часть ее сердца, в которой жили надежда, любовь и магия, умерла.

Сейчас он не смог бы вспомнить счастливые годы, которые они прожили вместе. Не смог бы вспомнить ни ее, ни сыновей, ни дочерей, ни жизнь, которую они вели на острове.

Такова была его природа. Такова была ее судьба.

«И судьба моих сестер», — думала она, стоя на любимой скале над неспокойным морем. Им тоже было суждено полюбить и умереть. Та, которая была Воздухом, полюбила красивое лицо и нежные слова, за которыми скрывалось чудовище. Чудовище, которое пролило ее кровь. Он убил ее за то, чем она была, а она не воспользовалась своей силой, чтобы остановить его.

Та, которая была Землей, горевала, бушевала и камень за камнем строила стену своей ненависти, пока стена не стала непробиваемой. Она использовала свою силу для мести, отвергла свое Ремесло и породнилась с тьмой.

Тьма поглотила ее, и та, которая была Огнем, осталась один на один со своей болью. Она больше не могла бороться с этой болью и не могла найти иной цели в жизни.

Тьма шептала ей по ночам, но ее коварный голос был полон лжи. Она знала это, и все же искушение было слишком велико.

Круг был разорван, а выстоять в одиночку она не могла.

Она чувствовала, как тьма подбиралась ближе, скользя по земле, покрытой мерзким туманом. Ее смерть насытит эту тьму — тем более что жизнь ей самой стала в тягость.

Она подняла руки, и вызванный ею ветер взметнул ее огненные волосы. Эта сила у нее еще осталась. Море заревело, а земля под ногами дрогнула.

Воздух, Земля, Огонь… и Вода, которая подарила ей великую любовь, а потом забрала обратно.

Они подчинялись ей в последний раз.

Ее дети будут в безопасности, она об этом позаботилась. Их воспитает нянька. Она будет учить их, а дар передастся им по наследству.

Тьма лизала ее кожу. И поцелуи эти были ледяными.

Она шаталась, стоя на краю; воля боролась с волей так же, как она сама боролась с вызванной ею бурей, становившейся все сильнее.

«Этот остров, который мы с сестрами создали с помощью заклинаний для спасения от тех, кто гнался за нами и хотел убить, погибнет, — думала она. — Все погибнет».

«Ты одна, — бормотала тьма. — Тебе больно. Покончи с одиночеством. Покончи с болью».

Она бы так и сделала, но не могла решиться бросить детей и тех, которых эти дети должны были произвести на свет. Дар еще не покинул ее — так же, как ум и сила, необходимые для его защиты.

— Твоей власти над островом нет и не будет еще триста лет.

Из ее вытянутых пальцев ударил свет и образовал круг в круге.

— Ты не достанешь моих детей, они избегнут твоих когтей. А когда срок моих чар подойдет к концу, встанут три новых лицом к лицу. Смелость, доверие, любовь без границ — вот три урока, за них держись. Воля трубит в золотую трубу, сестры встречают свою судьбу. Если хотя бы одна упадет, остров исчезнет в пучине вод. Но сестры разгонят сгустившийся мрак. Вот моя воля. Да будет так.

Когда она прыгнула со скалы в море, тьма метнулась, чтобы схватить ее, но не успела. Остров, на котором спали ее дети, окутался серебряной сетью силы.

Остров Трех Сестер

Май 2002

Его нога не ступала на этот остров больше десяти лет. Больше десяти лет он видел эту рощу, россыпь домиков, изогнутый берег и бухту лишь мысленно. Как и эти романтичные скалы с белым копьем островного маяка, рядом с которым стоял каменный дом.

Он не должен был удивляться нахлынувшим на него чувствам. Сэм Логан вообще редко удивлялся. Однако удовольствие, которое он испытывал, следя за тем, что здесь изменилось, а что осталось прежним, изумило его до глубины души.

Он вернулся домой, но только сию минуту понял, что это для него значило.

Сэм припарковал машину неподалеку от пристани, потому что хотел пройтись пешком, ощутить соленый запах весеннего воздуха, услышать голоса, доносившиеся с яхт, увидеть жизнь, кипевшую на этом клочке суши неподалеку от побережья Массачусетса.

И потому что хотел выиграть время и лучше подготовиться к встрече с женщиной, к которой вернулся; Сэм сам признавал это.

Логан не ждал теплого приема. Честно говоря, он вообще не знал, чего ждать от Майи.

Когда-то он это знал. Знал каждое выражение ее лица, каждую интонацию ее голоса. Когда-то Майя стояла на пристани, встречая его; ее ярко-рыжие волосы развевались по ветру, а дымчатые глаза сияли от радости и обещания.

Когда-то она со смехом бежала в его объятия.

Те дни давно миновали, напомнил он себе, поднимаясь к Хай-стрит, где находились офисы и целая мозаика симпатичных лавочек. Он сам положил им конец, сознательно сбежав с этого острова. И от Майи.

За эти годы девочка, которую он бросил, стала женщиной. Деловой женщиной, слегка улыбнувшись, подумал он. Ничего странного. Майя всегда отличалась хваткой и умением везде видеть собственную выгоду. Если понадобится, он воспользуется этим, чтобы восстановить с ней отношения.

Для победы все средства хороши.

Он свернул на Хай-стрит и задержался, чтобы как следует рассмотреть «Мэджик-Инн». Это готическое каменное здание было единственной гостиницей на острове и принадлежало ему. Теперь, когда отец отошел от дел, у него было несколько идей, как улучшить дело.

Но бизнес мог подождать; в данный момент личные дела были важнее.

Он продолжил пешую прогулку, радуясь тому, что автомобильный поток здесь хотя и не был слишком оживленным, но все же не прерывался. Выходит, бизнес на острове действительно шел неплохо; отчеты его не обманывали.

Сэм размашисто шагал по тротуару. Он был высоким мужчиной, под метр девяносто; правда, за последние годы его стройное, крепко сбитое тело успело привыкнуть к костюмам от портного и отвыкнуть от черных джинсов, которые были на нем сейчас. Полы длинного черного плаща, как раз подходившего для начала мая, развевались по ветру.