Царственная блудница - Елена Арсеньева

Пролог1741 год. Санкт-Петербург

– Ваше высочество, довольно уже прятатьголову как курица под крыло!

Арман Лесток, лекарь и доверенное лицо царевныЕлизаветы, срывался редко, но коли такое уж происходило, начисто забывал оприличиях. Впрочем, если в любую другую минуту он спохватился бы и прикусилязык, то сейчас продолжал являть собой Зевса-Громовержца в припадке гнева.

– Я не под крыло прячу, я под подушку, –послышался жалобный голос, и из вороха пуховиков, перин, ватных одеял,нагроможденных на широкой и высокой кровати, высунулась растрепанная рыжаяголова. – А если ты меня еще раз курицей назовешь, то и сам с головойпростишься.

– Первое дело, ваше высочество, –высокомерно (впрочем, уже тоном ниже) промолвил Лесток, – я вас курицей неназывал, а только с оной сравнивал. А второе – я был бы счастлив отправиться наплаху по повелению вашего величества, – он выделил голосом эти дваслова, – но... но...

– Лучше помолчи, – мрачно проговориларыжеволосая женщина, отирая заплаканные глаза. – Договоришься мне! Знаю,что ты хочешь сказать!

Лесток зыркнул на нее из-под насупленныхбровей злыми глазами и... проглотил то, что так и рвалось с языка. А рвалась снего русская пословица: «Бодливой корове бог рогов не дает!»

Да уж... Тридцатилетняя царевна, младшая дочьПетра Великого и самая законная наследница русского престола, то именуемаяторжественно – Елисавет, то пренебрежительно зовомая Елисаветкою, имела всешансы не только навсегда остаться в безвестности и забвении, но и быть заживопохороненной в монастыре. Ну что же, это самая обычная доля русских незамужнихцаревен, тем паче если они сами отвергают иноземных женихов. А между тем ибывшая императрица Анна Иоанновна, и нынешняя правительница Анна Леопольдовнакаких только усилий не прилагали, чтобы спровадить из России эту засидевшуюся вдевках, но отнюдь не в девичестве, слишком рано созревшую красотку!

Бывало, Анна Иоанновна, большая любительницакарточных игр и пасьянсов, нарочно их раскидывала, приговаривая:

– За кого Елисаветке замуж идти, за валета илиза короля? Нет, за короля ей больно хорошо будет, с нее и валетадовольнехонько. Ой, пошли, Господи, для Елисаветки какого ни на естьзахудаленького герцога из Неметчины или Дании! Да позахудалей, победней,поуродливей! Самого жалконького!

Господь, однако, свой слух от сих пожеланийотвращал. Ни жалконького, ни богатейшего герцога во исполнение планов АнныИоанновны он не посылал.

Не то чтобы императрица была так уж обуреваемаизвечно свойственной каждой женщине склонностью податься в свахи и устроить чужуюсудьбу. Нет! Слишком опасна оказалась эта пышногрудая синеглазая попрыгунья!Опасна для мужчин, которые едва сдерживались (а иные даже и не сдерживалисьвовсе), чтобы не протянуть дрожащие от нетерпения руки к ее гибкому и полномустану, к этим самым грудям, которые так и выпрыгивали из корсета... Опасна дляженщин, у которых она отбивала любовников не глядя, даже не прилагая к этомуникаких усилий: просто сверкнет шалым синим оком – и готово, был твой кавалер,а стал обожатель Елисаветкин!..

Но пуще всего она оказалась опасна тем, ктовосседал на русском престоле. Ибо так складывались после смерти Петра Первогообстоятельства, что непременно находился там какой ни на есть случайныйчеловек. Ну ладно, Екатерина Алексеевна (Марта Скавронская тож), вдова Петра,она была хотя бы родной Елисаветкиной матушкой и если не оставила младшейдочери трона, то лишь потому, что в ту пору Лизка была еще сущей девчонкою, этораз, а главное дело, что светлейший князь Александр Данилович Меншиков (ну да,тот самый Алексашка, некогда торговец пирогами) с пеной у рта просил уумирающей императрицы (это мягко говоря – просил, на самом-то деле на хрипдавил!) за внука Петра Великого и сына несчастного царевича Алексея. Звалималого тоже Петром Алексеевичем, а интерес в нем для генералиссимуса Алексашки(мальчик-царевич почтительно звал его батюшкой) состоял в том, чтобы пристроитьза Петрушку свою старшую дочь Марью, которую за красоту прозвали «мраморнойстатуей». И добился же проныра-светлейший подписи умирающей императрицы наименно таком завещании! Другое дело, что это не принесло ему счастья, ипрекрасной Марье не принесло: сплавил их едва подросший жених в Березов, вТобольскую губернию, гнусу на прокорм, – оттуда ни дочь, ни отец неворотились.

На некоторое время судьба вроде бы улыбнуласьЕлисаветке, потому что юный император Петруша в тетушку свою влюбился почти досамозабвения... однако вот именно – всего лишь почти! Слишком ревнив исамодурен оказался мальчишка, а тут еще подсуетился Алексей ГригорьевичДолгорукий, сменивший Меншикова в качестве «батюшки» Петра, и подсунул ему своюдочь Екатерину... Уже была объявлена свадьба и принесены поздравления, ужеЕлисавет, смирив гордость и гордыню, приседала перед будущей императрицею спотупленными глазами и чуть ли не ручку ей целовала, как вмешалась судьба,перетасовав все карты, которые сдала сначала участникам этой игры. Петр водночасье умер, а всех Долгоруких, а средь прочих и государеву невестуЕкатерину, новая царица Анна Иоанновна спровадила в ссылку или в тюрьму, гдеони и сгинули, кто надолго, кто и вовсе навеки.

И вот тут-то начались для Елисавет самыебольшие страхи, потому что Анна Иоанновна в племяннице видела главную угрозусвоему благополучию как женщины – и как императрицы. Ее фаворит Бирон увлеченбыл рыжей царевной, посещал ее... якобы для того, чтобы за ней приглядывать: ане замышляет ли чего недоброго против правительницы?

Иногда государыня Анна Иоанновна возносиламолитвы совершенно иного свойства.

– Господи, – твердила она, – окажисвою милость, вовлеки Елисаветку во грех, внуши ей злоумышление противупрестола! Ведь тогда ее запросто можно сослать куда Макар телят не гонял! Ведьотправился туда по моему повелению ее не в меру заносчивый любовник АлексейШубин. Уж слишком хорошо этот офицеришка помнил, что Елисаветка носит отчествоПетровна и в ней, так сказать, горит искра Петра Великого! Слово-токакое! – сердито плевалась Анна Иоанновна и продолжала мечтать: – Или вмонастырь бы ее!..

И все же Анна Иоанновна пока не поймала Биронана горячем, к тому же Елисавет так старательно притворялась, будто она тишеводы и ниже травы, что и сама в это поверила.