Жизнь на кончиках пальцев - Маруся Новка

Часть первая Глава первая

В полупустом зале ожидания пригородного железнодорожного вокзала на деревянной скамье с покатой спинкой поздним вечером тихо о чём-то разговаривали две женщины средних лет.

Вот-вот должна была подойти пригородная электричка. Одна из женщин, взглянув на часы, поторопила товарку:

— Вставай! Пора на перрон выходить. А то будем бежать за паровозом, как в прошлый раз!

Женщины, подхватив тяжелые сумки, направились к выходу из зала ожидания.

— Эй, бабоньки, свёрток забыли! — молоденький сержант милиции, совершая ежевечерний обход подведомственной территории, каковой являлось здание железнодорожного вокзала и прилегающие к нему пути, догнал спешащих женщин и ткнул пальцем в одну из скамеек.

— Отстань, Мишка, — отмахнулась от внимательного милиционера одна из женщин, — вон уже гудит электричка! Опоздаем — будешь на бобике нас в город везти!

Сержант был её соседом. Жил с матерью вверх по улице через два дома, а потому особых расшаркиваний ему не полагалось.

— Баб Нюр, ты, что ли, — заулыбался милиционер, — не признал в темноте.

— А нечего на лампочках экономить! — огрызнулась баба Нюра.

— Ага, — согласился милиционер, — темновато будет. Вот вы свой свёрток не углядели.

— Да не наш это! — замахала руками вторая женщина.

— Не ваш? А чей же? — милиционер подошел уже вплотную. — Может, видели, кто забыл?

— Не видели! — баба Нюра завертела головой, словно тот, кто оставил свёрток мог спрятаться в углу вокзала. — Ни свёртка, ни того, кто подкинул! — поперла пышной грудью на сержанта, загородившего узкий проход. — Отойди в сторону, ирод окаянный, дай пройти!

Милиционер покраснел. Его никто не имеет права называть иродом! Особенно, при исполнении!

— Вы задержаны, гражданочки! — Мишка набычился, и баба Нюра поняла, что погорячилась, обозвав его иродом. — Будете свидетелями. Пока, — добавил сержант, — сейчас вместе посмотрим, что за свёрток, что в нём. Опись составим, как положено. Возьмём с вас показания, и, если вы ни в чем не виноваты, отпустим.

Милиционер нерушимо стоял, заложив руки за спину, как памятник у сельсовета. Увидев в щель между его телом и дверью отходящую от перрона электричку, баба Нюра со злость плюнула на грязный пол, грохнула себе под ноги сумки, в которых что-то подозрительно зазвенело:

— Где ж ты взялся на наши головы! — махнула рукой, словно смирившись с неизбежным. — Пошли, что ль! — и зашагала к скамейке, на которой все так же белел забытый кем-то свёрток.

Женщины и милиционер замерли. Прислушались. Из свёртка доносилось подозрительное попискивание.

При ближайшем рассмотрении, свёрток оказался белым марселевым одеяльцем, перевязанным широкой бледно-розовой лентой.

— Батюшки-святы! Да это, никак, ребятёнок! — баба Нюра схватилсь руками за пухлое лицо. Посмотрела на милиционера. Потом на попутчицу:

— И чего теперь делать будем?!

— Так это, — почесал лоб сержант, — распеленать бы надо.

— Вот ты нашел, тебе и распелёнывать! — ехидно обрисовала предстоящую процедуру баба Нюра, — а наше дело телячье.

— Ладно тебе, Нюрка, — вторая женщина, не принимавшая до этого времени участия в перепалке, решила взять инициативу в свои руки, — не видишь, что ль, пацан он еще! Куда ему с детьми управляться?!

Краска залила не только щеки, но и лоб, и шею сержанта. Вот уж выдался вечерок! И иродом обозвали, и пацаном! А ведь он при исполнении! Но отстаивать право на уважение к должности и погонам Мишка не стал. Поди знай, что взбредет на ум этим тёткам! Вот развернутся сейчас и уйдут, оставив его с «этим»! А потому милиционер только кивнул в ответ, словно давая разрешение развернуть чёртов свёрток.

— Глянь-ка, — баба Нюра уставилась на содержимое свёртка, — девчоночка! Махонькая совсем.

— И какая же тварюка её одну на вокзале оставила?! — всхлипнула от жалости к крошке подруга бабы Нюры.

— Берите девочку и идём в опрепункт! — принял решение Мишка. — Там будем разбираться!

* * *

«Разбирание» не имело никакого успеха. Никто не видел, как и когда свёрток с девочкой оказался на вокзале. А если кто и заметил что-то подозрительное, то вероятнее всего уже давно уехал в неизвестном направлении. Из окошка пригородной кассы зал просматривался плохо, да и кассирша, ровесница бабы Нюры, не обязана была следить, что там и как происходит за её стеклянным окошком.

— И куда её теперь? — пробурчал Мишка.

— А себе забирай, — хихикнула баба Нюра, — вырастишь — женишься!

— У меня уже есть невеста, — отказался от выгодного предложения Мишка, — да и мамка не позволит!

Женщины, уже не боясь строгого милиционера, расхохотались в голос.

— Нужно в город звонить, — рассуждал Мишка, — вызывать опергруппу! Они знают, чего надо делать в таких случаях.

— Ты звони, — баба Нюра встала со стула, — а мы пойдём.

— Куда пойдёте? — розовощекое лицо сержанта побелело от испуга. — Не, я с ней один не останусь! Лучше посидите здесь, а потом вас те, кто приедет за девчонкой, в город завезут.

Девочка с каждой минутой становилась все беспокойнее. Вскоре, похныкивание сменилось громким рёвом.

— Голодная она, — баба Нюра взяла девочку на руки, — покормить бы.

— Да чем её покормишь? — пожала плечами подруга. — Ей титьку надо! Совсем еще кроха, месяца три, не больше.

— Давай, звони, ирод! — заорала на Мишку баба Нюра. — Чего стоишь, зенки вылупил? И скажи, чтобы питание детское взяли с собой!

* * *

Опергруппа из города прибыла только через час. Но зато её сопровождала карета скорой помощи! Молодая фельдшерица, бегло осмотрев девочку, подхватила её на руки вместе с одеяльцем, обернулась к тем, кто приехал с нею:

— Оформите все, как положено, и завезёте в детскую областную!

— Нас завезите в город! — напомнила о своём существовании баба Нюра. Ткнула пальцем в Мишку. — Вот он обещал!

— Вам, гражданочки, нужно задержаться, — лейтенант, возглавлявший опергруппу, строго посмотрел на женщин.

— Да что ж это такое?! — волала баба Нюра. — И так на электричку опоздали из-за этой сцыкухи!

— Не кричите! — одёрнул голосистую бабу лейтенант. — Сделаем все, как положено, и отвезём вас.

* * *

Женщины выбрались из милицейского УАЗика у небольшого домика в районе Слободки. Здесь снимали комнату их дочки, учившиеся в швейном техникуме и не пожелавшие жить в обшаге.